«христос в пустыне». как появился на свет шедевр крамского – все о живописи
Содержание
Иван Крамской Христос в пустыне. Ivan Kramskoy. Christ in the desert
В течении долгих десяти лет Крамской вынашивал желание написать картину Христос в пустыне, им было много сделано набросков, но все они, как бы не устраивали его. Такое положение вещей он мучительно переживал, вдруг общество его не правильно поймет его и не так растолкует, засмеют.
В глубине своей души он отчетливо понимал, что он на правильном направлении, но выбор Крамского очень был затруднительным, как правильно изобразить Иисуса Христа? в то самое затруднительное время, сорокадневного поста в пустыне искушаемый сатаной, отказавшись от различных земных благ.
Христос для Крамского был самым главным нравственным идеалом в его жизни, совершенством мироздания, перед образом которого преклонялся весь человеческий мир.
Обратите внимание
Чтобы отбросить все сомнения в 1869 году Крамской решился поехать за границу, и воочию увидеть, тровчества тамошних художников, и как самые знаменитые европейские мастера изображали бога в своих полотнах, он часто посещал Дрезденскую галерею и подолгу любовался образом Сикстинской Мадонны, размышляя о создании задуманного образа в своем понимании согласно евангельского повествования. Посещая другие города Европы Париж, Вену, Антверпен он упорно изучает все, что связано с образами Иисуса Христа в картинных галереях, изучая искусство старых мастеров.
Воодушевившись всем увиденным Крамской возвращается в Россию и посещает Крым, для натуры лучше всего подошли районы Бахчисарай и Чуфут-Кале напоминавшие пустыню Палестины. Начав работу над картиной Христос в пустыне, по началу художник решил писать картину в вертикальном формате, но быстро поняв, что пустыня лучше будет смотреться в горизонтальном положении, с широким охватом панорамы на фоне, которой в испытании своей судьбы в искушении отражен Иисус Христос. Цветовое решение картины определено Крамским в холодных цветовых оттенках раннего утра. Человек уставший в изнурительной дороге, присел на серые камни, склонив голову, размышляя о жизненных трудностях о роде человеческом.
Когда картина была закончена, она была выставлена на передвижной выставке художников передвижников. Реакция общества на картину была разная, одни поговаривали, что Христос в картине выглядит без черт святости, другие утверждали, что бога нельзя изображать в каких либо затруднительных ситуациях и только прогрессивная часть общества отнеслась к картине положительно, увидев в картине разительные перемены в написании Христа в искушении, ранее не виданные ими.
В 1873 году Совет Художественной Академии постановил за это произведение , присудить Крамскому звание профессора, но художник отказывается от звания, считая себя независимым от Академических кругов. Образ Христа в картине Крамского совпадает с признаками обычного человека имеющего земной облик, человека в противостоянии самому себе и миру рода человеческого.
Картина была куплена у Крамского Павлом Михайловичем Третьяковым за 6000 рублей. Сегодня это полотно хранится в Государственной Третьяковской галерее.
Иван Крамской. Христос в пустыне
Зал Ивана Крамского в Третьяковской галерее находится прямо напротив Врубеля. Первая картина, на которую обращаешь внимание, входя в этот зал – это “Христос в пустыне”. Я люблю посидеть перед этой картиной на очень удобно распаложеной скамейке.
Крамской Иван. Христос в пустыне, 1872
На картине изображен рассвет Новой Эры человечества.
Ее состояние я определяю как силовую статику. Несмотря на почти квадратный формат, подчеркнутый горизонт, отсуствие видимого движения, мы чувствуем напряжение, сокрытое за плоскостью холста. Здесь изображена не конкретная пустыня: Галилейская или какая-либо еще, а сама идея пустыни. Пустынная местность мертва, и неподвижна. Но в то же время в ней чуствуется и жизнь и движение.
Серые скалы будто ползут вверх, противостоящие им облака опускаются вниз, подводя внимание зрителя к фигуре Христа. Так любая бесплодная почва человеческой души оживает вбизи Божественного. Самым явным знаком скрытой силы становится небольший камень у нижнего края холста.
Важно
Выбиваясь из общего диагонального движения, он прямо указывает на Христа, застыв в неестественном, отрицающем равновесие, положении.Крамской Иван. Христос в пустыне, первый вариант картины, 1869
Первый вариант этого полотна крамской написал в 1867 году, но не был им удовлетворен.
Художник счел ошибочным выбор вертикального формата, который не оставлял места, для изображения пустыни. В ноябре 1869 года, чтобы “видеть все, что сделано в этом роде“, художник уезжает в Германию, затем перебирается в Вену, Антверпен, Париж. [2] Крамской ездил в Крым, был на пленэрах в Бахчисарае и Чуфуй-кале.
Встречал рассветы, провожали закаты, но не потому, что хотел сделать этюды с натуры в напоминающей Палестину местности, а потому, что хотел угадать чувство, которое может испытать человек, оказавшийся один на один со своими раздумьями среди гор и каменистой пустыни. [3] “Под влиянием ряда впечатлений, – писал впоследствии И.
Крамской, – у меня осело очень тяжелое ощущение от жизни.
Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье – пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступить ни шагу злу?” [4]
И вот, искомый образ был найден: “На утре, усталый, измученный, исстрадавшийся, сидит он один между камнями, печальными, холодными камнями; руки судорожно и крепко сжаты, ноги поранены, голова опущена… Крепко задумался, давно молчит, так давно, что губы запеклись, глаза не замечают предметов… Ничего он не чувствует, что холодно немножко, что весь он как будто окоченел от продолжительного и неподвижного сиденья. А вокруг нигде и ничего не шевельнётся, только у горизонта чёрные облака плывут от востока… И он всё думает, думает, страшно становится… Сколько раз плакал я перед этой фигурой!? Что ж после этого? Разве можно это написать? И Вы спрашиваете себя, и справедливо спрашиваете: могу ли я написать Христа? Нет, не могу, и не мог написать, а всё-таки писал, и всё писал до той поры, пока не вставил в раму, до тех пор писал, пока его и другие не увидели, — словом, совершил, быть может, профанацию, но не мог не писать…” [Цит. по: 3]
Внезапно для себя войдя в эту пустынь и окзавшись лицом к лицу со Спасителем, мы чувствуем Его внутреннее напряжение. Его поза наполнена потенциальной энергией сжатой пружины. Он готов встать и идти к людям, чтобы начать Свое земное служение. Из этого фантастического пейзажа – навстречу нам.
Крамской избрал не момент, а целый период — пост, молитву и пребывание в пустыне. Таких моментов в сорокадневной пустынной молитве, конечно, было много. Это состояние.
На всей картине лежит будто тень и с этой тенью сливается и фигура Христа, с первого раза, в нескольких шагах, мало заметная, едва отличающаяся от камней, от тона воздуха и фона дали. [1]Дайс Уильям.
Христос в пустыне, 1860
Это весной, специально изучая картины “Братства прерафаэлитов” на евангельские темы, я наткнулся на вот эту картину Уильяма Дайса. Она была выставлена автором под названием “Муж скорбей” в Лондонском Салоне 1860 года. Низко склонив голову, Христос погрузился в размышления.
Его руки, сомкнутые в замок, расслабленно опущены на колени, а глаза прикрыты, как будто бы Он уснул. Заря. Легкие облака проплавают над фигурой Спасителя. Вокруг холмы, редкая растительность, камни покрыты лишайниками и мхами.
“Нет в Нем ни вида, ни величия… Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его” (Ис 53:2-3). [2] Очевидно, английский художник в своей работе решал совершенно иные задачи, которые требовали совершенно иных средств.
Однако я сразу обратил внимание на общее сходство данной картины с той, что лишь спустя 12 лет напишет Иван Крамской. Современного зрителя неизбежно возникает вопрос о заимствовании. На данный момент нет никаких подтверждений того, что Крамскому была знакома эта картина.
Работы прерафаэлитов были мало известны в России вплоть до конца XIX века. Появление подобных “близнецов” необъяснимо так же, как необъяснимы случаи параллельных научных открытий, сделанных незнакомыми друг с другом учеными. Я склонен видеть в этом влияние общеевропейских религиозных и культурных исканий.
Гончаров И. А. «Христос в пустыне» картина г. Крамского // Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. – М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952-1955; Т. 8. Статьи, заметки, рецензии, автобиографии, избранные письма. – 1955. – [электронный ресурс]
[2] Ионина Н.И. 100 великих картин / Надежда Ионина. – М.: Вече, 2000.
[3] Рощеня Д. Христос в пустыне. Лучшая картина // Фома. – [электронный ресурс][4] Крамской Иван Николаевич. Христос в пустыне // Третьяковская галерея. – [электронный ресурс]
Крамской и. «Христос в пустыне»
Крамской,
“Иисус в пустыне”
Для
сюжета картины Иван Крамской использовал
события Нового Завета, рассказывающие
о том, что Иисус Христос провел несколько
лет один в пустыне, где ему являлся
дьявол и искушал его, но безуспешно:
Иисус Христос отказался от всех земных
благ, предлагаемых дьяволом, и остался
верен своей нелёгкой миссии – спасению
мира своим распятием на кресте.
Главная
мысль Ивана Крамского 70-х годов 19-го
века — это трагедия жизни тех людей,
которые добровольно отказались от
своего личного счастья ради высоких
идеалов, как, например, разночинцы-демократы
того времени. И образцом такого отрешения
от благ мира Иван Крамской считает образ
Иисуса Христа.
И у Николая Ге,
и у Александра Иванова, и у Ивана
Крамского, позднее у В. Поленова, Христос
— это философ, странствующий проповедник,
жертвующий собой, ищущий истину, а не
всемогущий властитель мира.
Прообразом
Иисуса Христа в этой картине И.
Совет
Крамского
стал человек, которого художник часто
заставал в молчаливой позе глубокого
раздумья – крестьянин Строганов (картина
обдумывалась более 10 лет).
На
картине изображена каменистая пустыня,
по которой в молчании день и ночь шёл
одинокий человек и только под утро,
усталый и измученный, присел на камень,
все еще ничего не видя перед собой. Следы
мучительных и глубоких переживаний
видны на его усталом лице, тяжёлые думы
склонили его голову и плечи.
Картина
«Христос в пустыне» написана в холодной
цветовой гамме, передающей тона раннего
рассвета. Этот час на исходе ночи
соответствует тексту Евангелия (плач
в Гефсиманском саду) и вместе с тем
символизирует
начало новой
жизни
человека.
Художник
изобразил Христа сидящим на холодных
серых камнях, но благодаря тому, что
линия горизонта делит плоскость картины
почти пополам, фигура Христа одновременно
и господствует в пространстве картины,
и, несмотря на одиночество, находится
в гармонии с суровым миром, образуя
символически крест (как символ
самопожертвования).
В
этом произведении нет действия, но
показана жизнь духа, работа мысли.
Лицо Христа передает не только страдание,
но выражает невероятную силу воли и
готовность сделать первый шаг на
каменистом пути, ведущем к Голгофе, –
идти навстречу смерти, самопожертвованию.
Картина
эта появилась на Второй выставке
передвижников и сразу же вызвала споры.
Противники картины говорили, что Христос
у И. Крамского совершенно лишён черт
святости, возмущались нерусским типом
лица Христа.
Другие
зрители узнавали на картине типичные
черты разночинца-демократа того времени,
видели портретное сходство и с самим
художником.
Искусствовед
Г. Вагнер считал, что художник обратился
к евангельскому событию жизни Христа
в пустыне, где он, согласно библейскому
тексту, провёл несколько лет в борьбе
с дьяволом, который постоянно искушал
его, предлагая всякие земные блага.
Обратите внимание
Для
художника это искушение состояло в
вопросе, который, как он считает, Иисус
Христос, живя в пустыне, задавал себе
много раз: кто он такой как Богочеловек
и что он должен (или не должен?) сделать
для людей (Г. Вагнер)
«В
основе картины, — утверждает Г. Вагнер,
— лежит… борьба божественности с
дьяволом. Здесь показано мучительное
усилие Христа осознать в себе единство
Божественного и Человеческого».
«Христос в пустыне» Крамского
«Да, дорогой мой, кончил или почти кончил «Христа». И потащат его на всенародный суд, и все слюнявые мартышки будут тыкать пальцем в него и критику свою разводить…», — писал Иван Крамской пейзажисту Федору Васильеву. В целом, так и вышло. Были, конечно, и те, кто замирал перед картиной в восторге. Но были и те, кто остался недоволен и даже возмущен. Что же произошло?
Сюжет
После крещения Иисус удалился в пустыню на 40 дней, где держал пост.
И в минуту жизни трудную его искушал дьявол: голодом (уговаривая превратить камни в хлеб), гордыней (предлагая призвать ангелов и повелеть им нести Христа на руках) и верой (обещая неограниченную власть, если Иисус перейдет на сторону зла).
Иисус столкнулся с ситуацией нравственного выбора. И хотя мы знаем, чем закончилась история, полотно заставляет нас переживать — какое решение примет Христос. Удастся ли дьяволу искусить его? Или он останется верен богу?
Выражение лица, крепко сжатые кисти рук, сама поза Христа показывают его душевные переживания. Картина статична, наше внимание сконцентрировано на эмоциональном состоянии Иисуса, его внутренней борьбе.
Он не только божий сын, но и простой человек, который каждый день выбирает между добром и злом.
«Я хотел нарисовать глубоко думающего человека, но не о потере состояния или какой-нибудь жизненной неудаче, а… не могу определить, но вы понимаете, что я хочу сказать», — так писал Крамской о замысле картины.
Контекст
Над темой Христа Крамской размышлял почти 10 лет. Изначально картина должна была быть вертикальной. Но фигура Христа, которого Крамской писал с крестьянина, заняла почти весь холст, места для пустыни не осталось.
Когда же стало понятно, что работу придется начинать с чистого холста, Крамской отправился в путешествие по Европе.
Разглядывая работы мастеров в Вене, Париже, Антверпене, он искал «своего» Христа.
Сильное впечатление на него произвело полотно Александра Иванова «Явление Христа народу». Позднее Репин вспоминал, что, рассказывая о задумке, Крамской говорил об Иисусе как человеке, хорошо ему знакомом.
Второй вариант картины художник писал самозабвенно три месяца.
Важно
Еще до представления на выставке передвижников полотно купил Павел Третьяков, заплатив бешеные деньги.
Что же до эффекта, который «Христос в пустыне» произвел на почтенную публику, то об этом очень хорошо написал Крамской: «Картина моя расколола зрителей на огромное число разноречивых мнений. По правде сказать, нет трёх человек, согласных между собой.
Но никто не говорит ничего важного. А ведь „Христос в пустыне“ — это моя первая вещь, над которой я работал серьёзно, писал слезами и кровью… она глубоко выстрадана мною… она — итог многолетних исканий».
По задумке художника, следующей работой должна была стать картина, на которой толпа глумится над Христом во дворе Понтия Пилата.
Крамской пять лет работал над монументальной картиной, но так и не закончил.
Крамской, 1880
Судьба художника
Крамской по молодости зарабатывал ретушью фотографий. В середине 1850-х он переехал из Воронежской губернии в Петербург, где после года все той же фотошопной забавы поступил в Академию художеств. Там проявился бунтарский нрав Крамского. Вместе с 13 студентами они отказались писать на мифологические темы, требуя возможности самим выбирать сюжеты.
Позднее именно Крамской был идеологом «Товарищества передвижных художественных выставок» — тех самых «передвижников». Он продвигал идеи общественной роли художника и его ответственности, настаивал на необходимости реализма на полотнах.
Прожил Крамской недолго, а скончался во время работы над портретом доктора Раухфуса: художник внезапно наклонился и упал — аневризма аорты. Было Ивану Крамскому 49 лет.
Картина и. н. крамского — газета протестант
Русский живописец Иван Николаевич Крамской (1837 — 1887) был выходцем из провинциальной мещанской среды. Имея склонность к рисованию, он в 16-летнем возрасте поступил в ретушеры к харьковскому фотографу. В 1856 г.
приехал в Петербург, где вскоре стал студентом столичной Академии художеств. В годы учебы он получил малую золотую медаль за картину: “Моисей источает воду из камня”.
Ему довелось участвовать в рисовании картонов для плафона храма Христа Спасителя в Москве, а впоследствии расписывать и сам плафон.
Совет
В 1863 г. Крамской в числе 14-ти выпускников Академии отказался писать дипломную картину на заданную академией тему “Пир в Валгалле”. Выйдя из Академии, молодые художники создали свою артель. В 1870 г. Некоторые из них соединились с молодыми московскими художниками и основали . Крамской стал его лидером.
Об особенностях художественно-эстетических воззрений Крамского свидетельствует его переписка. В 1888 г., уже после смерти художника, по инициативе критика В. В. Стасова письма художника были изданы А. С.
Сувориным.
Из них мы узнаем, что для Крамского в живописном произведении наибольшей важностью обладали три фактора — значимость содержания, отчетливо выраженный национальный дух и поэтическая художественность формы.
Мастерски владея живописной техникой, Крамской мог написать портрет в течение нескольких часов. Именно портреты принесли ему известность и большое число заказчиков, среди которых были и члены императорской семьи.
Будучи, по преимуществу, портретистом, Крамской не слишком много внимания уделял другим жанрам живописи. Картина занимает особое место в его творчестве.
Многих русских художников того времени не удовлетворяли образы Христа, созданные западно-европейскими живописцами в эпоху Возрождения и в последующие века.
Даже общепризнанный шедевр Тициана вызывал у них возражения. Крамской писал: (Переписка И. Н. Крамского. М., 1954. Т. 2. С. 285).
Надеясь сказать новое слово в художественной трактовке образа Христа, художник берет за основу то место в тексте Евангелия, где говорится об испытании голодом, жаждой и дьявольскими искушениями, пережитыми Иисусом во время сорокадневного пребывания в пустыне. Картина изображает Спасителя, сидящим на камне.
Обратите внимание
За Ним расстилается бескрайняя пустыня. Бесплодная, усеянная россыпями камней, она постепенно озаряется светом утренней зари. Лик Иисуса, изображенного на фоне нежно-розового, рассветного неба, выглядит бледным, изможденным. На нем печать глубокой думы. Он не замечает ничего вокруг Себя.
Демократическая критика выдвигала предположения о том, что Иисус Крамского сродни тем русским умам, кого одолевал вопрос . Но евангельскому Иисусу вопросы такого рода были, конечно же, совершенно чужды, поскольку Он ясно представлял, для чего пришел в этот мир, и что должен делать.
Вместе с тем, необходимо признать, что попытка художника и критиков актуализировать евангельский сюжет, направив его в социальное русло, отвечала духу того переходного времени, когда картина создавалась.
Крамскому удалось совместить в образе Иисуса библейское начало с проблемами нравственного выбора, стоящего перед многими из его современников.
Такое решение придало картине особый настрой, который привел к тому, что в российском обществе, уже движущемся по пути секуляризации, евангельский сюжет был принят демократической, разночинной и даже радикально настроенной общественностью без явных признаков внешнего сопротивления.
Вместе с тем, нельзя не признать, что художественная концепция образа Христа у Крамского оказалась созвучна тем теориям, которые содержались в книгах Д. Штрауса и Э. Ренана. У Крамского сакральное начало отодвинуто далеко вглубь, а на передний план выдвинулось начало сугубо антропологическое.
Зритель видит не Сына Божьего, а как бы обычного человека, погруженного в нелегкие размышления. Про Иисуса Крамского невозможно сказать, что с ним пребывает Истина, поскольку Его лицо не освещено внутренним светом откровения, а, напротив, затенено. Не только естественная тень, но и тень тяжелых раздумий как бы утяжеляет Его лик, пригибает Его голову к земле.
Согбенные плечи еще больше усиливают впечатление земной природы этого одинокого человеческого существа.
Важно
Примечательно, что в становлении замысла картины для Крамского определяющую роль сыграла не какая-то высокая религиозна идея, не богословская истина, не интерес к личности Иисуса Христа, а случайное впечатление.
Однажды во время лесной прогулки он увидел сидящего на пне человека, погруженного в свои мысли. Этот сугубо момент и сыграл роль определяющего мотива для начала работы над картиной.
Позднее, когда замысел обрел нравственно-психологическую содержательность, Крамской придал ему личностный характер. Он даже признавался: .
Художник так объяснял суть той нравственной коллизии, которая занимала его: .
Таким образом, художник прямо сказал о своем сугубо секулярном понимании представленного на полотне образа. Его интересовал человек, оказавшийся в трудной ситуации нравственно-экзистенциального выбора.
Поэтому он изобразил не Сына Божиего, не Царя царей, а как бы архетипический образ человека мыслящего, человека размышляющего. В результате творческого поиска, устремленного в этом направлении, обыкновенному человеку были приданы черты Иисуса.
Так один из ключевых евангельских сюжетов, достойный быть предметом внимания самых одаренных гениев искусства, сыграл для Крамского роль всего лишь роль средства, которым тот не преминул воспользоваться.
Другой опыт работы Крамского над евангельским сюжетом был еще менее удачным. Он долго трудился над картиной “Иисус Христос, осмеиваемый как Царь Иудейский”, у которая было еще одно название — “Хохот”. Несмотря на то, что художник связывал с ней большие надежды, картина не удалась и осталась незаконченной.
Таким образом, обе творческие попытки талантливого живописца потерпели фиаско. И причиной этому послужили не столько масштабы дарования художника, сколько дух секуляризма, успевший к тому времени уже проникнуть в среду творческой интеллигенции и начать оказывать на нее свое разрушительное воздействие.
Христианская мысль
Совет
http://www.christianidea.org/index.php?action=magazines_content_view&module=Magazines&content_id=195&magazine_id=9
“Христос в пустыне” Крамской И
Картина “Христос в пустыне” занимает совершенно особое место в творческой биографии Ивана Крамского. Начиная с А. Иванова, пожалуй, не было ни одного крупного художника второй половины XIX века, которого так или иначе не увлекал бы образ Христа, трактовка которого приобретала не созерцательное, а острое историко-философское звучание.
В произведениях из жизни Христа художники пытались ответить на многие наболевшие вопросы эпохи – вопросы о смысле жизни и самопожертвовании ради общества, которые никого не оставляли равнодушными. В то время в России было немало людей, готовых принести себя в жертву во имя добра, правды и справедливости.
Именно тогда готовились к “хождению в народ” молодые революционеры-разночинцы.
Главная мысль И.
Крамского тех лет, сильно занимавшая его, – это трагедия жизни тех высоких натур, которые добровольно отказались от всякого личного счастья, и самым лучшим, самым высшим и чистым образом, который художник мог найти для выражения своей идеи, был Иисус Христос. И у Н. Ге, и у А. Иванова, позднее у В. Поленова Христос – это философ, странствующий проповедник, ищущий истину, а не всемогущий властитель мира, все знающий и всем указывающий.
Свое полотно И. Крамской обдумывает целое десятилетие. В начале 1860-х годов, еще будучи в Академии художеств, он делает первый набросок, в 1867 году – первый вариант картины, который его не удовлетворил.
В ноябре 1869 года, чтобы “видеть все, что сделано в этом роде”, художник уезжает в Германию, затем перебирается в Вену, Антверпен, Париж.
Он ходит по картинным галереям и художественным салонам, знакомится со старым и новым искусством, а вернувшись на родину, совершает поездку в Крым – в районы Бахчисарая и Чуфуй-Кале, которые своей природой напоминали палестинские пустыни.
“Под влиянием ряда впечатлений, – говорил впоследствии И. Крамской, – у меня осело очень тяжелое ощущение от жизни.
Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье – пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступить ни шагу злу?” Итогом этих размышлений явилась у художника “потребность рассказать другим то, что я думаю.
Обратите внимание
Но как рассказать? Чем, каким способом я могу быть понят? И вот однажды я увидел человека, сидящего в глубоком раздумье. Его дума была так серьезна и глубока, что я часто заставал его постоянно в одном положении”.
Поразила художника и пластика лица этого человека, которая выдавала и его характер. Губы его как бы засохли, слиплись от долгого молчания, и только глаза выдавали внутреннюю работу, хотя ничего не видели. И “я понял, – писал И.
Крамской, – что это – такого рода характер, который, имея силу все сокрушить, одаренный талантом покорить себе весь мир, решается не сделать того, куда влекут его животные наклонности”.
И после этого, как вспышка, рождается образ – сначала смутный, затем все более проясняющийся, набирающий глубину и силу.
Сцена столь ясно представилась глазам И. Крамского, что ему не потребовалось делать много эскизов, хотя в набросках к картине он искал наиболее выразительные жесты рук, характерный облик, рисунок одежд Христа.
Известны небольшая голова Христа, вылепленная из глины, и два живописных этюда к этой картине.
Второй этюд (хранящийся в Санкт-Петербурге) отличается большой психологической выразительностью, так как в нем художником уже найдено то “состояние” Христа, которое осталось и в самом полотне.
Промахом первого варианта картины, который не удовлетворил И. Крамского, был вертикальный формат холста. И художник тотчас написал сидящего на камнях человека на холсте горизонтальном и большего размера. Горизонтальный формат давал возможность представить панораму бескрайней каменистой пустыни, по которой в немом молчании день и ночь брел одинокий человек.
Важно
Только под утро усталый и измученный опустился он на камень, все еще ничего не видя перед собой. Уже горизонт затеплился утренним солнцем, природа готовится встретить восход, и только человек этот безучастен к окружающей его красоте и радости бытия, неотступная мысль преследует его.
Следы мучительных и глубоких переживаний видны на его усталом, помрачневшем лице, тяжесть дум словно легла на его плечи и склонила голову.
Картина “Христос в пустыне” решена И. Крамским в холодной цветовой гамме, передающей тона раннего рассвета, когда сквозь предутреннюю мглу начинают мерцать оживающие краски дня. Этот час на исходе ночи соответствует тексту Евангелия и вместе с тем, как отмечала прогрессивная критика, символизирует начало новой жизни человека.
Художник изобразил Христа сидящим на холодных серых камнях, пустынная почва мертва так, что кажется, будто сюда не ступала еще нога ни одного человека. Но благодаря тому, что линия горизонта делит плоскость холста почти пополам, фигура Христа одновременно и господствует в пространстве полотна, и, несмотря на одиночество, находится в гармонии с суровым миром картины.
Одеяние Христа написано И. Крамским сдержанно, вполсилы, чтобы еще больше выделить лицо и руки, более нужные для психологической убедительности образа.
В этом произведении нет действия, но зримо показана жизнь духа, работа мысли.
Ноги Христа изранены об острые камни, фигура согбенна, руки мучительно стиснуты, над склоненной головой не замечаемое им течет и течет время.
А между тем изможденное лицо Христа передает не только страдание, но вопреки всему выражает невероятную силу воли и готовность сделать первый шаг на каменистом пути, ведущем к Голгофе.
Картина “Христос в пустыне” появилась на Второй выставке передвижников и сразу же вызвала бурные споры. Прогрессивные люди того времени встретили произведение И. Крамского восторженно. Например, писатель И.
Совет
Гончаров отмечал, что “вся фигура как будто немного уменьшилась против натуральной величины, сжалась – не от голода, жажды и непогоды, а от внутренней, нечеловеческой работы над своей мыслью и волей в борьбе сил духа и плоти – и, наконец, в добытом и готовом одолении”. Противники картины говорили, что Христос у И.
Крамского совершенно лишен каких бы то ни было черт святости, возмущались нерусским типом лица Христа.
Во время рождения этого полотна и крестьянин Строганов, и один молодой охотник, и интеллигенты-разночинцы, да и сам И. Крамской отдали этому образу все самое лучшее, что роднило их с возвышенным образом Христа.
Недаром зрители узнавали на картине типичные черты-разночинца, подмечали сходство и с самим художником: то же худое, угловатое, с резко обозначившимися скулами лицо, глубоко посаженные глаза, прекрасно вылепленный лоб, слегка растрепанная борода.
Как всякое великое творение, “Христос в пустыне” вызвал многие толки и самые разнообразные размышления. Передовая критика, как уже указывалось выше, увидела в картине тот перелом, который происходит в душе человека, решившего душу положить за “друга своя”. Однако еще русский критик В.В. Стасов отмечал, что “скорбная нота явственно звучит в общем психологическом строе произведения”.
Советский искусствовед Г. Вагнер посвятил картине И. Крамского “Христос в пустыне” большое исследование. Отмечая достоинства других исследовательских работ на эту тему, он, однако, выделяет ту мысль, что почти ни в одном из них не затронуто то место Евангелия, где говорится о смысле искушения.
А разве о чем другом можно толковать, как не об искушении Христа? Разве только злободневная идея разночинной демократии побудила И.
Крамского, молодого, глубоко верующего художника, выбрать эту трудную религиозно-философскую тему? И к чему тогда пустыня? Жертвенность можно было изобразить и в другой ситуации.
“Увлекший И. Крамского образ, – пишет Г. Вагнер, – это никакой не миф, не религиозная модернизация революционно-демократических идей эпохи разночинцев. Это внутреннее движение души необыкновенно чуткого художника, одаренного даром божественного озарения”.
Обратите внимание
Много лет думал он о “своем” Христе, “молчал и страдал”, договорился даже до сомнения, действительно ли он создал Христа? Не кощунство ли это? “Это не Христос, – писал художник, – то есть я не знаю, кто это. Это есть выражение моих личных мыслей”.
Для И. Крамского, как исторического художника, выбор этой темы был вполне логичен, и в пустыне для него Христос искушался не тем, “чтобы превратить камни в хлебы”, как предлагал ему дьявол.
Для художника это искушение состояло в показе (или проверке?!), действительно ли Богочеловек-Христос есть то, кем он является.
Этот вопрос-искушение относится не столько к дьяволу, сколько к самому Христу: кто он такой как Богочеловек, что должен (или может) или не должен (не может) делать?
“В основе картины, – утверждает Г. Вагнер, – лежит не надуманная идея выбора пути (“Куда пойти – направо или налево?”), и еще менее – борьба божественности с дьяволом. Здесь мучительное усилие Христа осознать в себе единство Божественного и Человеческого”.
Христос в пустыне. Лучшая картина
Взгляд на Спасителя глазами художников …
«Иисус, исполненный Духа Святаго, возвратился от Иордана и поведен был Духом в пустыню. Там сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни, а по прошествии их напоследок взалкал». Лк (4:1-2)
Как Христос попал в Шотландию
Уильям Дайс. Ок. 1860
В 1860 году в Лондоне на выставке в Королевской Академии художник Уильям Дайс среди прочих работ выставил небольшую картину «Муж скорбей».
Низко склонив голову, Христос погрузился в размышления. Его руки, сомкнутые в замок, расслабленно опущены на колени, а глаза прикрыты, как будто бы Он уснул. Заря. Легкие облака проплавают над фигурой Спасителя.
Вокруг холмы, редкая растительность, камни покрыты лишайниками и мхами. «Нет в Нем ни вида, ни величия…
Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его» (Ис 53:2-3)
Христос был изображен художником на фоне знакомого британцам шотландского пейзажа, прописанного с большой тщательностью. Многих современников отчасти это удивило: «почему же не Святая земля?».
В 1859 году Дайс специально ездил на пленэры (открытый воздух – ред.) в Шотландию, на остров Арран. Там он сделал десятки набросков и этюдов, которые включил впоследствии в свои работы, и в том числе в «Мужа скорбей».
Это отвечало его идее сделать Спасителя близким зрителю с помощью понятного и знакомого ландшафта.
«Современный Христос» здесь, рядом, сейчас. В этом смысле пятидесятилетний художник разделял идеи символического натурализма «Братства прерафаэлитов». С союзом молодых английских художников он познакомился незадолго до написания картины.
Прерафаэлиты и «изобразительное богохульство»
Уильям Холман Хант. Светоч мира. 1854
Англия. 1848 год. В Лондоне – центре мировой экономики, столице британской империи – возникает «Братство прерафаэлитов». Это было объединение художников, идеологами и основателями которого стали Джон Эверетт Миллес, Данте Габриэль Россетти и Уильям Холман Хант.
Три студента Королевской Академии художеств объединились в братство, чтобы противостоять общепринятому пониманию искусства и красоты.
Они выступили против академических традиций, против подражания старым мастерам, ратовали за обновление национального стиля и в целом искусства, которое со времен Ренессанса, как они считали, не только замкнулось на себе самом, но стало вторичным.
Важно
Так как в своих художественных поисках они ориентировалась на дорафаэлевскую эпоху, на искусство Раннего Возрождения и фламандцев, то и название себе дали соответствующее. Амбиции молодых людей вполне можно понять.
Ведь они жили в эпоху индустриализации, научно-технического прогресса и социальных революций, которые не могли не касаться талантливых и мыслящих художников. Но куда интереснее то, что братство, просуществовавшее всего пять лет (в 1853 году оно распалось), дало начало целому течению в искусстве викторианской Англии, радикальному и реформистскому, которое быстро нашло понимание среди многих и многих европейских художников.
Внутри элитарного клуба, которым было «братство», постоянно шел обмен мнениями, обсуждения, которые позволили выработать единый подход к искусству и в целом идеологию стиля.
Одной из главных мыслей художников (они даже создали собственный журнал «Росток») было желание вывести искусство из вторичного положения, сделать его актуальным и востребованным. Искусство, должно непосредственно участвовать в жизни и касаться всех ее сфер, считали прерафаэлиты. Десятью годами ранее, в 1839 году, была изобретена фотография.
Окружающий, видимый мир стало возможным фиксировать с точностью документальной. Искусству живописи оставалось либо отойти в сторону, либо конкурировать. Прерафаэлиты предпочли второе.
Внимательность, тщательность, с которой выписывается все на холстах, стало формой соперничества с новым жанром дагерротипии, с той лишь разницей, что реализм прерафаэлитов носил символический характер. Он не был буквальным копированием действительности. В этом они выигрывали.
Джон Эверетт Милле. Христос в родительском доме. 1850
Другой чертой идеологии «братства» явилось внимание к историческому жанру и религиозному сюжету. Дело в том, что протестантизм хотя и дал развитие жанрам живописи, вместе с тем уничтожил религиозное искусство в Европе.
В 20-30 годы XIX века в Британии в среде художников много обсуждалась судьба исторической живописи, христианского искусства и религиозного сюжета. Прерафаэлиты были в авангарде и здесь, ведь они сделали религиозный сюжет важной темой своей живописи и художественной стратегией.
Но создавали их совсем не для церкви, как было в эпоху Возрождения, а для частного пространства. Не раз обращались прерафаэлиты к образу Христа: Уильям Холман Хант пишет «Светоч мира», «Родители находят юного Иисуса в храме», «Тень смерти»; Джон Эверетт Миллес создает «Христос в родительском доме.
Мастерская плотника»; Форд Мэдокс Браун – «Ииисус омывающий ноги Петру». Правда, за попытки исторической реконструкции, за наполнение полотен достоверными подробностями, а героев земной телесностью, они терпели жесткую критику. Однажды кто-то дерзнул назвать их работы «изобразительным богохульством».
Форд Мэдокс Браун. Иисус, омывающий ноги Петру. 1852-1856
В каком-то смысле критики были правы. Вовсе не интерес к Библии, как к Священному Писанию, двигал прерафаэлитами. Их увлекала Библия в качестве источника драматических сюжетов, человеческих судеб и исторических перипетий. Сюжеты в равной степени они черпали из литературы художественной, обращаясь к Шекспиру и Данте.
Совет
Новаторством было вписать исторические образы в современный контекст, максимально приблизить их к настоящему времени. Суть идей прерафаэлитов можно заключить в трех словах: историзим, натурализм и символизм.
Здесь не было серьезных духовных исканий, скорее они отдавали предпочтение эстетике, ведь руководствовались же они принципом «красота ради красоты».
Впрочем, критика им была и не страшна. Найдя не только единомышленников, но и спонсоров в лице владельцев промышленных предприятий Англии, «братство», пользуясь благами цивилизации (печатными машинами на паровых двигателях), стало последовательно распространять идеи нового стиля.
В конечном счете, эти идеи коснулись не только живописи. Они захватили моду, декоративно-прикладное искусство (витражи, ткани) дизайн интерьеров, литературу, поэзию и книжную графику.
Публичные и передвижные выставки, гравюрные копии лучших произведений содействовали популяризации их идей.
Как художник Крамской артель создал
Иван Крамской. Автопортрет. 1867
Россия. Санкт-Петербург. 1857 год. Иван Крамской, учащийся Императорской Академии художеств, получил за свой рисунок малую серебряную медаль. Он отметил это событие с товарищами в своей съемной квартире и так положил начало регулярным четверговым встречам после вечерних занятий.
Вокруг Крамского быстро сложился круг молодых художников, которые на своих встречах вместе рисовали, читали вслух, обсуждали работы друг друга и происходящее в искусстве. Постепенно в этом кругу начало проявляться охлаждение и даже разочарование и к Академии, и к преподаванию в ней, и к профессуре.
Среди молодых художников зрело понимание необходимости обновления отечественного искусства, бессодержательного и не отвечающего запросам.
Обратите внимание
Шестью годами позже, в ноябре 1863 года, в конференц-зал, где собрался Совет Академии, явилось пятнадцать лучших выпускников. Все они претендовали на получение большой золотой медали, которая обеспечивала победителю поездку в Италию на шесть лет за счет Академии. Академия готовилась к своему столетию, в связи с чем руководство изменило условия соискания.
Это возмутило студентов. Несколько раз они подавали коллективные письма, которые игнорировались. Поэтому, когда в день экзамена торжественно была объявлена тема конкурса (после этого художником на ее реализацию давались сутки в запертом помещении), четырнадцать человек объявили Совету об отказе в нем участвовать.
Демонстративно они положили на стол делопроизводителю свои прошения о выдаче им дипломов на звание художника. Это был скандал невиданный. Он вынудил императора Александра II даже установить полицейский надзор за бунтарями.
Иван Крамской, много позже, в письме к своему ученику Илье Репину вспоминал этот день, как лучшее, что с ним произошло: «Проснувшись, надо было взяться за искусство. Ведь я люблю его, да как еще люблю, если бы вы знали!»
За «бунтом» последовало появление первой в России, очень успешной с точки зрения экономики, Артели художников (трудовой коммуны, мастерской, занимавшейся частными заказами и частным же преподаванием живописи и скульптуры). Правда просуществовала Артель недолго и распалась из-за внутренних разногласий.
Идейный вдохновитель бунта и артели Иван Крамской к этому времени окончательно сложился как художник и мыслитель. Он постоянно размышлял над путями развития самобытности отечественного искусства и неотступно искал единомышленников. Нашел их в Москве.
В 1870 году на имя министра внутренних дел Тимашева была подана просьба об утверждении Устава Товарищества (объединения московских и петербургских художников для устройства во всех городах передвижные выставок).
Целей товарищество видело как минимум три: просветить, то есть дать познакомиться зрителям с русским искусством; привить обществу любовь к искусству и продать произведения, то есть сделать доступными их для всех. Крамской, Ге, Мясоедов, Перов, Поленов, Суриков, Шишкин, Брюллов, Репин – вот неполный список тех, кто вошел в Товарищество.
Важно
Это были люди, которых объединяло понимание художника, как высокодуховного, нравственно и интеллектуально развитого критика общественных явлений, как «служителя истине путем красоты», но не красоты внешней, не красоты действительности, а «красоты искусства, которая состоит во внутренней гармонии формы и содержания».
«Искусство, не стремящееся к истине, вредно, бесполезно и является пустой забавой», – говорил Крамской. В этом смысле, передвижники не были актуальными художниками. Их искусство не было эстетикой, оно было новой русской философией.
Крамской. «Христос в пустыне»
Иван Крамской. Христос в пустыне. 1872
В 1872 году в Петербурге открылась Вторая передвижная выставка. Крамской представил здесь своего «Христа в пустыне». Пять лет художник работал над картиной.
Буквально перед этим в 1869 году Крамской был заграницей: в Германии, Франции, Италии. Он поехал, чтобы изучить все, что делали на эту тему до него.
В письмах друзьям Иван Николаевич хвалил итальянских живописцев, отмечал их талант и оговаривался, что Христос у итальянцев «божественен, но чужой нашему времени, страшно сказать…
по-моему он профанирован», «у него взгляд итальянского аристократа.. сухого сердцем, который не мог принадлежать человеку любви всеобъемлющей».
Крамской ездил в Крым, был на пленэрах в Бахчисарае и Чуфуй-кале. Встречал рассветы, провожали закаты, но не потому, что хотел сделать этюды с натуры в напоминающей Палестину местности, а потому, что хотел угадать чувство, которое может испытать человек, оказавшийся один на один со своими раздумьями среди гор и каменистой пустыни.
У картины на выставке развернулись споры, настоящие дебаты, вынудившие Всеволода Гаршина написать в 1878 году безымянное письмо Крамскому с просьбой разрешить его сомнения и рассказать, кого же он изобразил: Гамлета, Дон-Кихота, самого Христа и какой момент запечатлен – поста или дьявольского искушения…
Крамской ответил мгновенно. Он написал целую статью о своих сомнениях и страхах, мучительном поиске образа и о том, кто для него самого Христос: «…Есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, когда на него находит раздумье – пойти ли направо или налево, взять ли за Господа Бога рубль или не уступить ни шагу злу?»
Совет
Как быть убедительным, чтобы донести свою мысль? Что сделать, чтобы быть понятным? Вопросы тревожили художника и однажды он увидел: «На утре, усталый, измученный, исстрадавшийся, сидит он один между камнями, печальными, холодными камнями; руки судорожно и крепко сжаты, ноги поранены, голова опущена…
Крепко задумался, давно молчит, так давно, что губы запеклись, глаза не замечают предметов… Ничего он не чувствует, что холодно немножко, что весь он как будто окоченел от продолжительного и неподвижного сиденья. А вокруг нигде и ничего не шевельнётся, только у горизонта чёрные облака плывут от востока…
И он всё думает, думает, страшно становится…
Сколько раз плакал я перед этой фигурой!? Что ж после этого? Разве можно это написать? И Вы спрашиваете себя, и справедливо спрашиваете: могу ли я написать Христа? Нет, не могу, и не мог написать, а всё-таки писал, и всё писал до той поры, пока не вставил в раму, до тех пор писал, пока его и другие не увидели, – словом, совершил, быть может, профанацию, но не мог не писать…».
«Христос в пустыне» — это моя первая вещь, которую я работал серьёзно, писал слезами и кровью…,- продолжает художник, – она глубоко выстрадана мною… она – итог многолетних исканий…».
И еще писал в Ялту другу и ученику Федору Васильеву: «Во время работы над Ним много я думал, молился и страдал…
Как я боялся, что потащат моего «Христа» на всенародный суд и все слюнявые мартышки будут тыкать пальцами в Него и критику свою разводить…».
На выставке к Крамскому подошел Павел Михайлович Третьяков. Спросил о цене. Художник объявил цену шесть тысяч рублей. Третьяков помялся, пытался торговаться, но сразу купил. Много позже, говоря о картинах из собственной коллекции, которые ему очень нравились, назвал “Спасителя” Крамского: «По-моему, это самая лучшая картина в нашей школе за последнее время».
Для передвижников интерес к религиозному сюжету был не менее значим, чем в Англии для прерафаэлитов. Конечно, мы не можем утверждать, что передвижники, которые как и «братство» объявили о вторичности академического искусства, о его упадке, об утрате актуальности, подняли бунт и объединились, что они заимствовали свои идеи или находились под влиянием прерафаэлитов.
Все-таки внешнеполитические события (Крымская война) не способствовали этому. Картины прерафаэлитов были плохо известны в России вплоть до конца XIX века.
Обратите внимание
Хотя в периодической печати регулярно появлялись статьи о «Картинах английских живописцев», демонстрирующие определенный интерес художественной общественности.
Однако очевидно, что тенденция пересмотра и значения искусства, и места художника были общими. Другое дело, что служение очень по-разному понималось в Англии и России.
Иван Крамской. Христос в пустыне. 1872. Москва, Государственная Третьяковская галерея
Автопортрет Ивана Крамского |
Cовместный проект с сайтом студии “Неофит” московского Данилова монастыря
Бывает, что художник и сам не может точно понять, что и зачем хотел он сказать своей картиной. Так произошло и с Крамским, который находился в постоянных поисках и сомнениях, и если его портреты обладают ясностью и чистотой образа, то «Христос в пустыне» – одно из тех произведений, которое всегда вызывает вопросы у зрителя.
Однажды, в бытность свою учеником Петербургской Императорской Академии художеств Иван Крамской нарисовал человека, читающего Евангелие.
Профессор похвалил работу, а потом молодой художник показал ее случайно забредшему старику офене (разносчику товара, коробейнику). Тому совершенно не понравилось: «Света на лице его нет. Почём я знаю, может, это он песенник от скуки раскрыл и разбирает.
Ты, может, обличье-то и нарисовал, а душу забыл…» – «Господи, да как же душу-то рисовать?» – «А это уж твоё дело, не моё…».
Иван Николаевич стоял в углу последнего зала Академии, в котором висело его только что оконченное полотно «Христос в пустыне».
Десять лет прошло с тех пор, как он с грандиозным скандалом покинул свою Alma Mater, а эта история с уличным торговцем так ясно стояла у него перед глазами, словно старик только что вышел, пришаркивая левой ногой. В зале было немыслимое количество народу. Шла вторая выставка передвижников.
Его картина висела последней. Она должна была стать «гвоздем» экспозиции, и действительно произвела небывалое впечатление. «Картина моя, – вспоминал Крамской, – расколола зрителей на огромное число разноречивых мнений. По правде сказать, нет трех человек, согласных между собой.
Важно
Но никто не говорит ничего важного. А ведь «Христос в пустыне» – это моя первая вещь, которую я работал серьёзно, писал слезами и кровью… она глубоко выстрадана мною… она – итог многолетних исканий…».
Христос в пустыне |
Крамской, словно в каком-то тумане, толкался среди людей, надеясь услышать главное, чтобы понять, что он сделал, что он написал, что он хотел сказать современникам? В ответ на его голову сыпались вопросы, вопросы и вопросы.
Бесконечные, бессмысленные, болезненные.
– Иван Николаевич, голубчик, ну какой же все-таки момент изображен в картине: утро ли сорок первого дня, когда Христос уже решился идти на страдание и смерть, или та минута, когда «прииде к Нему бес»?
Будучи студентом Императорской Академии Художеств, молодой Крамской, потрясённый картиной Иванова «Явление Мессии», привезённой в Россию в 1858 году, выступил в печати со своей первой критической статьёй. «Художник – писал он – это пророк, открывающий истину людям своими творениями». Еще больше Крамского потрясла трагическая смерть Иванова.
Со всей силой юношеского максимализма Крамской стал доказывать «всему миру», что «ни хлебом единым жив человек».
Осенью 1863 года он становится во главе исторического «бунта 14-ти» выпускников Академии, которые выдвинули категорическое требование свободного выбора темы для академической программы.
Получив отказ, они демонстративно покинули стены училища, отказавшись от участия в конкурсе на Большую Золотую медаль и вообще всех последующих за спокойным окончанием Академии благ. Но самостоятельная жизнь оказалась не такой простой. О хлебе насущном думать пришлось…
«Мне просто не верится, чтобы я, исполнявший всевозможные заказы, и я теперешний – одно и тоже лицо.
Я с ужасом думаю, как это я буду исполнять их, как прежде, а ведь нельзя без этого… Взять бы и заорать сейчас на всю выставку: «Купите меня! Я продаюсь! Кто больше даст?..
Я вижу ясно, что есть один момент в жизни каждого человека, мало-мальски созданного по образу и подобию Божию, взять ли за Господа Бога рубль или не уступать ни шагу злу. Мы все знаем, чем обыкновенно кончается подобное колебание»…
Совет
Постепенно друзья стали замечать, что и без того худое лицо Крамского ещё больше осунулось, побледнело, в глазах появился лихорадочный нездоровый блеск.
Он почти уже не ходил по выставке, все больше сидел в углу, опустив на колени усталые натруженные руки… Иван Николаевич продолжал улавливать обрывки фраз, но смысла их уже не разбирал… Где-то, почти над самым ухом забасил Стасов: «Это жестокая ошибка – изображение Христа затруднённого! Нет! Нужен Христос действующий, совершающий великие дела, произносящий великие слова!». «Да что Вы такое говорите, Владимир Васильевич! – Не прекращая разговаривать с критиком, Гаршин горячо жал руку Крамского. – Здесь выражение громадной нравственной силы, ненависти ко злу и совершенной решимости бороться с ним. Христос поглощён Своею наступающей деятельностью, Он перебирает в голове всё, что Он скажет презренному и несчастному люду… Друг мой, как вы нашли такой образ». «Я знаю, большой нужно иметь риск, чтобы браться за такие задачи. Мирового масштаба герой требует и подобной картины… Много нужно мне теперь докторов и времени, чтобы унять сплошные стоны и необъятные страдания. Только думаю, что и стоны и страдания останутся со мной, и нет им исхода… И вы и я, вероятно, не одиноки… есть много душ и сердец, находящихся в мятеже… Ужасное время, страшное время! Нет места в человеческом сердце, которое бы не болело, нет чувства, которое бы не было самым дерзким образом осмеяно! Скверная штука жизнь!».
Иван Николаевич понимал, что искушение, совершившееся с Христом в пустыне, случается с каждым из нас. Природа щедро одарила Крамского талантами, и он ощущал в себе эту силу. Но его всегда мучил один вопрос: на что можно ее употреблять? Когда бес предлагает Христу попробовать свои силы, превратив камни в еду, Господь отвергает унижение этой Божественной мощи ради удовлетворения нужды.
«Ладно, – говорит дьявол, – Ты не захотел для Себя одного употребить эту силу – вот высокая гора, с которой видны все царства вселенной. Ты только мне поклонись – и все это будет Твое. Ты сможешь творить добро для всех». Это соблазн антихриста, и Крамскому он тоже был знаком. Как часто закрадывалась к нему мысль о его превосходстве над другими людьми.
О том, что он – умнее, талантливее, лучше…
Николай Некрасов |
Через год после открытия Второй выставки Крамской ответит на вопрос Гаршину. В письме он напишет приятелю, как заболел своей картиной.
«Бывало, вечером уйдёшь гулять, и долго по полям бродишь, до ужаса дойдёшь, и вот видишь эту фигуру… На утре, усталый, измученный, исстрадавшийся, сидит он один между камнями, печальными, холодными камнями; руки судорожно и крепко, крепко сжаты, ноги поранены, и голова опущена… Крепко задумался, давно молчит, так давно, что губы как будто запеклись, глаза не замечают предметов… Ничего он не чувствует, что холодно немножко, не чувствует, что весь он уже как будто окоченел от продолжительного и неподвижного сиденья. А вокруг нигде и ничего не шевельнётся, только у горизонта чёрные облака плывут от востока… И он всё думает, думает, страшно становится… Странное дело, я видел эту думающую, тоскующую, плачущую фигуру, видел как живую… Однажды, следя за нею, я вдруг почти наткнулся на неё… Кто это был? – Я не знаю… Но сколько раз плакал я перед этой фигурой!? Что ж после этого? Разве можно это написать? И Вы спрашиваете себя, и справедливо спрашиваете: могу ли я написать Христа? Нет, не могу, и не мог написать, а всё-таки писал, и всё писал до той поры, пока не вставил в раму, до тех пор писал, пока его и другие не увидели, – словом, совершил, быть может, профанацию, но не мог не писать. Но вот иногда мне кажется, что это как будто и похоже на ту фигуру, которую я по ночам видел, то вдруг никакого сходства…».
Крамской долго не мог приступить к картине. Пять лет он думал, искал, сравнивал, сделал кучу набросков. Ничего не выходило. Наконец, он решил поехать заграницу, чтобы посмотреть, как «там» пишут Христа.
Перед самым отъездом он принимает заказ на иконостас для одной церкви и просит разрешения изобразить Спасителя… с фонарем, измученного и усталого, стучащегося в чей-то дом…
Иван Николаевич принимал слова Откровения Иоанна Богослова.
Где-то в глубине души он чувствовал, что все постигающие его искушения идут, или, по крайней мере, должны идти ему же на пользу. В Германии перед «Сикстинской Мадонной» Крамской размышлял об образе Христа.
Он так долго смотрел на эту картину, словно хотел спросить у Рафаэля: кто Он – Христос, Сын Этой прекраснейших из земных женщин? Для него была совершенно очевидна историческая подлинность евангельского повествования. Христос был для него безусловным нравственным идеалом, совершенным Человеком, сыгравшем в истории вселенной огромную роль. Но пойти за Ним не решался. Засмеют!
Из воспоминаний Ильи Репина (он был учеником и другом Крамского до самой смерти Ивана Николаевича): «Я вошел в небольшую комнату и начал смотреть по стенам. – Это я взял заказ писать образ Христа. – Начав понемногу о Христе по поводу образа, он уже не переставал говорить о Нем весь вечер.
Мне очень странным показался тон, которым он начал говорить о Христе – он говорил о Нем, как о близком человеке. Но потом мне вдруг стала ясно и живо представляться эта глубокая драма на земле, эта действительная жизнь для других. Я был совершенно поражен этим живым воспроизведением душевной жизни Христа, и казалось, в жизнь свою я ничего интереснее не слыхал.
Обратите внимание
Конечно, все это я читал, даже учил когда-то… Но теперь! Неужели это та самая книга? Как все это ново и глубоко, интересно и поучительно. Я был глубоко потрясен и внутренне давал себе обещание начать совсем новую жизнь. Целую неделю я оставался под впечатлением этого вечера – он меня совсем перевернул».
Пройдет несколько лет и Илья Ефимович услышит от своего старшего товарища уже несколько иные речи. Раньше он говорил: «Я хочу, чтобы мой Христос стал зеркалом, увидев себя в котором, человек забил бы тревогу».
И вдруг странное признание: «Какая тоска и муки охватывают мою бедную мать, она никак не может переварить, как это можно не почитать Бога, не ходить в церковь, не слушаться священников, не поститься даже в Великий пост. Тяжело ей, сын ее в заблуждении, гибнет».
Репин не мог до конца понять, как сочеталось в Крамском то, что он верил в Христа только как в историческую личность, а “Отче наш” с детьми всегда читал. Он был уверен в том, что, на самом деле, его друг лучше, чем хочет порой казаться окружающим. Он отчаянно спорил с ним о вере. Но, как это часто бывает, в этих спорах было мало толку. Крамской иногда договаривался до того, что начинал доказывать «атеизм» Христа.
Лев Толстой |
«Мой Бог – Христос, – писал Крамской, – потому что Он сам справился с дьяволом. Он черпает силу в Себе Самом…»… Искушения овладевают человеком постепенно, как ржавчина.
Поддался один раз, поддался другой… И наступает третий соблазн. Соблазн самодостаточности и самодовольства. Он так и называется «Я сам!».
Иногда в это шапкозакидательство впадают целые народы, когда ни один человек не находит в себе силы сказать «Не искушай Господа!». Тогда спасти людей могут только крестные страдания…
В начале 1873 года Крамской узнает, что Совет Академии Художеств решил присудить ему звание профессора за картину «Христос в пустыне». Он отказывается. «Пять лет неотступно Он стоял передо мной, я должен был написать Его, чтобы отделаться».
И в то же самое время – признание другу: «Во время работы над Ним много я думал, молился и страдал… Как я боялся, что потащат моего «Христа» на всенародный суд и все слюнявые мартышки будут тыкать пальцами в Него и критику свою разводить…». Критика выражала свои мысли еще менее стройно и последовательно, чем художник.
Крамского называли нигилистом, революционером, обвиняли в кощунстве, в абстракционизме, в неясности идей. И тут же превозносили. Говорили, что он создал идеальный образ для воплощения современных раздумий над вечной темой служения людям, готовности к подвигу, самоотверженности и мужества… Понемногу Иван Николаевич к этому привык. Начал философствовать.
То вдруг сделался даже равнодушным: «Приехал Третьяков, покупает у меня картину, торгуется, да и есть, с чего. Я его огорошил, можете себе представить, за одну фигуру с него требую не более не менее, как шесть тысяч рублей… Вот он и завопил! А все-таки не отходит». Третьяков записал в своем дневнике: “По-моему, это самая лучшая картина в нашей школе за последнее время”.
Павел Михайлович догадался, что с Крамским произошел один из тех редких случаев, которые приключаются иногда с действительно талантливыми художниками или поэтами. Когда в лучших своих произведениях они оказываются умнее самих себя и не сами не могут оценить то, что они написали.
Важно
Ключик к разгадке тайны полотна Крамского подарил Гончаров: «Здесь нет праздничного, геройского, победительного величия – будущая судьба мира и всего живущего кроются в этом убогом маленьком существе, в нищем виде, под рубищем – в смиренной простоте, неразлучной с истинным величием и силой».
Подготовила Екатерина Ким
