«щегол» фабрициуса. картина забытого гения – все о живописи

Карел Фабрициус, автор «Щегла»

— Это самая первая картина, в которую я по-настоящему влюбилась, — говорила мама. — Не поверишь, но она была в книжке, которую я в детстве брала из библиотеки. Я садилась на пол у кровати и часами ее рассматривала, как завороженная — такой кроха! И в общем-то невероятно, сколько всего можно узнать о картине, если долго-долго смотреть на репродукцию, даже если репродукция не лучшего качества. Сначала я полюбила птицу, ну, как домашнее животное, что-то вроде того, а потом влюбилась в то, как она была написана.
Донна Тартт. «Щегол»

К. Фабрициус. Щегол

Благодаря писательнице Донне Тартт и ее роману, удостоенному Пулитцеровской премии, мир вспомнил художника Карела Фабрициуса. И заинтересовался его картиной «Щегол».

Фабрициус жил в Нидерландах в XVII веке, Золотом веке голландской живописи. При этом он был очень талантлив. Три года он учился в Амстердаме у Рембрандта, но быстро выработал свою собственную манеру письма.

К. Фабрициус. Автопортрет. Ок. 1645

Если Рембрандт предпочитал писать светлое на темном, то Фабрициус писал темное на светлом. «Щегол» в этом плане — типичная для него картина. Обратите внимание

Щеглы были излюбленными питомцами в Голландии в XVII веке, так как их можно было обучить пить воду, которую зачерпывали маленьким ковшиком. Это развлекало скучающих хозяев.

К. Фабрициус. Стражник. 1654

«Щегол» Фабрициуса принадлежит к так называемым картинам-обманкам, которые поражали зрителей тем, что мы сегодня назвали бы 3D-эффектом. Они были очень популярны в то время в Голландии. Это было тоже развлечением для владельцев картин — удивлять своих гостей.

К. Фабрициус. Дельфтский пейзаж. 1652

Фабрициус трагически погиб в 32 года, вместе со всей своей семьей. Это произошло во время взрыва порохового склада в октябре 1654 года. Лишь несколько работ художника уцелели, так как были на тот момент в коллекциях их владельцев, в том числе «Щегол». В музеях мира хранится сегодня 17 полотен Фабрициуса, с большей или меньшей вероятностью приписываемых художнику.

К. Фабрициус. Гера, скрывающаяся у Океана и Тефии. 1645-47

Картину Фабрициуса «Щегол» никогда не крали из музея, как описано в книге Донны Тартт. Она благополучно висит в музее Гааги, рядом с работами Рембрандта и Вермеера. В России имеется только одна работа Карела Фабрициуса — «Гера, скрывающаяся у Океана и Тефии» (1645-47), экспонирующаяся в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина

Трещина в картине

По первому взгляду, «Щегол» — идеальный роман о роли искусства в жизни человека. Не случайно эпиграфом к одной из решающих частей книги Донна Тартт ставит слова Ницше: «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины…»

Именно искусство сначала едва не убивает Тео Декера, 13-летнего ньюйоркца, пережившего теракт в Метрополитен-музее, а затем спасает его, много лет спустя вытащив «из пучины страстей», депрессии и хронической наркомании.

Эта могучая книга начинается со взрыва на выставке голландской живописи, куда Тео и его несчастная мама (одинокая разведенка, повести Барбары Пим на прикроватной тумбочке) заглядывают, чтобы спастись от дождя.

Мама гибнет, а у Тео (за круглые очки друг Борис зовет его Гарри Поттером) в руках оказывается картина художника Карела Фабрициуса (ученик Рембрандта и учитель Вермеера) с изображением птицы, сидящей на цепи.

Основоположник делфтской школы живописи, Фабрициус погиб вместе со своей мастерской при взрыве порохового склада. Большинство холстов также погибло — сейчас в мире насчитывается 17 его картин (почти в два раза меньше, чем подлинных Вермееров).

Одна, правда не самая лучшая, его работа есть в ГМИИ им. Пушкина («Гера, скрывающаяся у Океана и Тефии»), тогда как «Щегол» из гаагского Маурицхейса — самая известная.

Особенно теперь, после того как стала едва ли не главным персонажем тиражного романа.

Важно

Очнувшись от волнового удара, Поттер видит рядом с собой Велти, раненого, истекающего кровью старика, протягивающего ему кольцо и картину Фабрициуса, только что висевшую на стене рядом с «Уроком анатомии» Рембрандта и несколькими портретами кисти Франса Халса. Мальчик выносит крошечное полотно на улицу, еще ничего не зная ни о судьбе матери, ни о том, что отныне за ним наперегонки начнут охотиться копы и органы опеки, передавая его из одной семьи в другую, а затем и полубезумные антиквары, желающие заполучить шедевр международного значения.

Позже, случайно прибившись к мастерской реставратора старинной мебели, Тео Декер становится преуспевающим (читай: плутоватым, нечистым на руку) торговцем предметами искусства.

«Щегол» Фабрициуса хранится у него сначала в спальне, прикрепленный скотчем к кровати, затем в ячейке анонимного хранилища, пока однажды изрядно постаревший Поттер не узнает, что картину ему подменили и нужно таки вернуть оригинал человечеству.

Во искупление грехов, причем не только и не столько собственных.

Все это даже не спойлер, поскольку в книге у Тартт происходит много всевозможных событий, способных заполнить не один сезон плотного телесериала на платном канале.

Тем более что сюжетная канва в «Щегле» — не самое важное.

Гораздо существеннее — ну, скажем, рассуждения об искусстве и «за жизнь», а также намеренно растянутый, как бы несовременный хронотоп массивного 800-страничного повествования, требующего полного погружения.

Впрочем, фабула, в которой все срифмовано и постоянно перекликается, делает это погружение максимально комфортным: оторваться невозможно, несмотря на разные сюжетные шероховатости. Которые, впрочем, принимаешь как данность, кладешь себе на ум, чтобы это не мешало читать увлекательную книгу дальше.

К примеру, откуда у Велти, раненого деда из музея, оказался в руках «Щегол» Фабрициуса? Если его смертельно ранило взрывом, то когда он успел подобрать картину? А если не подобрал — получается, украл со стены, невзирая на видеокамеры? Велти сам, что ли, устроил этот взрыв, в котором погиб и навсегда покалечил любимую внучку? Рассчитал все, как в «Афере Томаса Крауна», да, оказывается, не совсем все, вот и попался? Тартт не дает ответа, тем более что это и неважно: табуретка романа стоит на собственных ногах, внутри книги плещется, кипит и пенится самодостаточный мир, в реальность которого приходится верить для того, чтобы узнать, чем «сердце успокоится». Значит, все срослось и склеилось максимально верно.

Несоответствий в романе много и сначала думаешь, что это Тартт что-то недоработала.

Но ближе к финалу отчетливо видишь, что искусство в «Щегле» — это только прикрытие для предельно личного, искреннего авторского высказывания, которое если и можно проговорить, то лишь как бы между делом, впроброс, переупаковав его в формат новой, обезжиренной серьезности, только и доступной нынешнему читателю. Это мысли о собственных страхах и страстях, о неизбежном ожидании смерти и о тяготах ежедневных потерь, ведь у каждого человека есть мама, проблемы взросления, застрявшие где-то внутри, неизбывного одиночества.

Совет

Великий Рильке, воспитывая своего пасынка, что, повзрослев, станет великим художником Балтюсом, любил повторять, что в каждой картине должна быть трещина, потому что именно сквозь нее просачивается свет.

Фабульные несоответствия «Щегла», в последней главе внезапно оказывающегося автобиографическими записками Тео Шекера (что противоречит оптике некоторых сцен из начала романа), нужны для того, чтобы сквозь неплотно пригнанные сюжетные блоки начал проникать «свет истины», о котором и говорил Ницше.

Читая, я все время думал, почему в качестве эмблемы романа Тартт выбрала картину малоизвестного Фабрициуса, а не более знаменитого Рембрандта или еще более символически нагруженного Вермеера. Или же Леонардо, как поступил Дэн Браун, для того чтобы придать своему музейному блокбастеру поистине международный размах.

Во-первых, потому что «Щегол» — тихий камерный роман о чувствах и страстях. Во-вторых, Донна Тартт писала книгу все же о людях, а не об искусстве. Живопись, художники, музеи и антиквариат здесь не самоцель, но возможность говорить о существенном.

Выбирая на роль первого плана какого-нибудь эмблематического харизматичного живописца, она автоматически перекашивала бы композицию романа в сторону искусствоведческой схоластики. Вот почему ей и понадобился «незаюзанный» масскультом Фабрициус.

Так порой кинорежиссеры берут на главную роль никому неизвестного человека со свежим лицом.

И самое важное, в-третьих, все рассуждения о неброском шедевре Фабрициуса, помогающем жить, утешающем и поддерживающем в моменты невзгод, — это не что иное, как метарефлексия Донны Тартт, автора трех романов о собственном творчестве и месте в культуре — негромком, вполголоса, но качественном и предельно возвышенном, благородном. Ну да, как раз между современными Рембрандтами и не менее современными Вермеерами.

С картинками. прогулка по выставке голландской живописи с героями романа донны тартт “щегол”

«Щегол», большой роман американской писательницы Донны Тартт о приключениях многострадального юноши по имени Тео и шедевра Карела Фабрициуса с таким же, как у книги названием, — одно из самых популярных литературных произведений этого года. Собрав ворох восторженных рецензий, роман получил Пулитцеровскую премию. Месяц назад он вышел и на русском языке.

Уже в самом начале увесистого тома читатель встречает страницы, которые дают понять, что в его руках отличная книга, заставляют увлечься, привязаться к главному герои и — пожалеть, что в книге нет иллюстраций.

Но это Артхив легко исправит!

Завязка приключенческого романа о современном Оливере Твисте такова: подросток Тео едет с мамой в школу — он натворил нечто, за что может быть даже исключен.

Но маму укачало в такси, они вышли прогуляться по Центральному парку, над которым внезапно хлынул дождь, — и вот парочка уже в Метрополитен-музее, надеются за полчаса переждать ливень и познакомиться с выставкой «Портретная живопись и натюрморты: работы северных мастеров Золотого века».

Мама Тео (от его имени и ведется повествование) — умница и красавица, бывшая фотомодель с неоконченным искусствоведческим образованием, которая каждую свободную минуту проводит в музеях. Она устраивает для сына отличную экскурсию. Ею заслушиваются проходящие мимо посетители. Непременно увлечетесь и вы.

Обратите внимание

Итак, самые яркие цитаты из лекции о голландской живописи, которую мама читает для сына в романе Донны Тартт «Щегол», и иллюстрации Артхива к ней — чтобы вам не приходилось напрягать память, воображение и Гугл.— Терпеть не могу смотреть все второпях, — говорила она, когда я нагнал ее на верху лестницы, — но, с другой стороны, это такая выставка, куда нужно приходить раза два или три.

«Урок анатомии» мы с тобой просто обязаны посмотреть, хотя больше всего я хочу увидеть одну крохотную, очень ценную работу художника, который был учителем Вермеера. Великий старый мастер, о котором ты и не слышал. Ну и картины Франца Хальса, само собой. Хальса ты видел, правда? «Веселого собутыльника»? И регентов богадельни?— Ну да, — осторожно сказал я.

Из всех упомянутых ей картин я знал только «Урок анатомии». Ее фрагмент был напечатан на плакате с названием выставки: сизая плоть, многочисленные оттенки черного, запойного вида хирурги с налитыми кровью глазами и красными носами.

Меня не слишком вдохновляла перспектива разглядывать кучу картин с голландцами в темной одежде, и поэтому, когда мы толкнули стеклянную дверь — из гулкого холла попав в ковролиновую тишину, — я поначалу подумал, что мы ошиблись залом.

От стен исходила теплая матовая дымка роскоши, подлинной спелости старины, но она тотчас же разламывалась на ясность цвета и чистый северный свет, на портреты, интерьеры, натюрморты — от крошечных до исполинских; дамы с мужьями, дамы с болонками, одинокие красавицы в расшитых платьях и отдельные величественные фигуры торговцев в мехах и драгоценностях.

Банкетные столы после пиршеств, заваленные яблочной кожурой и скорлупками грецких орехов, складки тканей и серебро, обманки с ползающими насекомыми и полосатыми цветами. Лимоны со снятой цедрой, чуть твердеющей на кромке ножа, зеленоватая тень от пятна плесени. Свет, бьющий в ободок наполовину пустого бокала с вином.

Мы можем только предположить, какие именно натюрморты вообразила для своих героев Донна Тартт. Возможно, некоторые из них есть в подборке «мертвой природы» от европейских мастеров. Вот лишь несколько примеров, демонстрирующих описанные в книге тренды натюрморта Золотого века.

— Этот мне тоже нравится, — прошептала мама, подойдя ко мне — я стоял возле маленького и особенно привязчивого натюрморта: на темном фоне белая бабочка порхает над каким то красным фруктом. Фон — насыщенный шоколадно черный — излучал затейливое тепло, отдававшее набитыми кладовыми и историей, ходом времени.

— Уж они умели дожать эту грань, голландские художники — как спелость переходит в гниль. Фрукт идеален, но это ненадолго, он вот вот испортится. Особенно здесь, видишь, — сказала она, протянув руку у меня из-за плеча, чтобы прочертить форму в воздухе, — вот этот переход — бабочка. — Подкрылье было таким пыльцеватым, хрупким, что, казалось, коснись она его — и цвет смажется. — Как красиво он это сыграл. Покой с дрожью движения.

— Долго он это рисовал?

Мама, которая стояла чуточку слишком близко к картине, отступила назад, чтобы окинуть ее взглядом, совершенно не замечая жующего жвачку охранника, внимание которого она привлекла и который пристально пялился ей в спину.

— Ну, голландцы микроскоп изобрели, — сказала она. — Они были ювелирами, шлифовщиками линз. Они хотели, чтобы все было подробнее некуда, потому что даже самые крошечные вещи что-нибудь да значат.

Когда видишь мух или насекомых в натюрмортах, увядший лепесток, черную точку на яблоке — это означает, что художник передает тебе тайное послание. Он говорит тебе, что живое длится недолго, что все — временно. Смерть при жизни. Поэтому то их называют natures mortes.

За всей красотой и цветением, может, этого и не углядишь поначалу, маленького пятнышка гнили. Но стоит приглядеться — и вот оно.

Важно

Я наклонился, чтобы прочесть набранную неброскими буквами табличку на стене, из которой я узнал, что художник — Адриен Коорт, даты рождения и смерти не установлены — при жизни был неизвестен, а его работы получили признание только в 1950 х годах.

Я следовал за мамой, пока она зигзагами перемещалась от портрета к портрету, гораздо быстрее, чем обычно на выставках — от цветов к ломберным столам, к фруктам; много картин она просто пропускала (четвертая по счету серебряная кружка или мертвый фазан), к каким-то сворачивала без промедления («Так, Хальс.

Иногда он деревня деревней, со всеми этими его пьяницами и девками, но если шедевр — так это шедевр. Никакой суеты и выписывания деталей, он мажет по влажному, шлеп-шлеп — и так быстро! Лица и руки прорисованы четко, он знает, куда в первую очередь упадет взгляд, но взгляни на одежду — небрежная, почти что набросок.

Посмотри, как открыто, современно он работает кистью!») Какое-то время мы простояли перед картиной Хальса — мальчик, который держит череп («Не обижайся, Тео, но, как по-твоему, на кого он похож? На кое-кого, — она дернула меня за волосы, — кому не мешало бы подстричься!») — и затем перед двумя огромными портретами пирующих офицеров его же работы, по ее словам, очень-очень известными и оказавшими огромное влияние на Рембрандта. («Ван Гог тоже любил Хальса. Он когда-то где-то написал про Хальса: „У Франца Хальса не менее двадцати девяти оттенков черного!“ Или двадцати семи?»)И снова мы можем только предположить, какие из групповых банкетных портретов Халса имеются в виду.— Теперь Рембрандт, — сказала мама. — Все всегда говорят, мол, это полотно о разуме и просвещении, рассвет научной мысли и все такое, но у меня мурашки по коже от того, какие они тут все вежливые и официальные, столпились вокруг трупа, как возле шведского стола на коктейльной вечеринке. Хотя, — показала она, — видишь вон тех двоих удивленных мужиков? Они смотрят не на тело, они смотрят на нас. На нас с тобой. Как будто увидели, что мы стоим перед ними — два человека из будущего. Увидели — и вздрогнули. «А вы что тут делаете?» Очень натурально. И еще, — она обвела труп, пальцем в воздухе, — если приглядеться, само тело нарисовано не слишком реалистично. От него исходит странное сияние, видишь? Они чуть ли не инопланетянина вскрывают. Видишь, как подсвечены лица мужчин, которые глядят на него? Как будто у трупа есть собственный источник света. Он рисует его таким радиоактивным, потому что хочет привлечь к нему наши взгляды, хочет, чтобы труп выпрыгивал на нас из картины. И вот здесь, — она показала на руку со снятой кожей, — видишь, как он обращает на нее наше внимание, сделав ее такой огромной, не пропорциональной всему телу? Он ее даже развернул, чтобы большой палец оказался не с той стороны. И это сделано намеренно. С руки снята кожа — мы сразу это видим, что-то не так, но, перевернув палец, он делает это зрелище еще более не таким, и даже если мы сами не можем понять, в чем дело, наше подсознание это отмечает, тут что-то совсем неверное, неправильное. Это очень ловкий ход.— Это самая первая картина, в которую я по-настоящему влюбилась, — говорила мама. — Не поверишь, но она была в книжке, которую я в детстве брала из библиотеки. Я садилась на пол у кровати и часами ее рассматривала, как завороженная — такой кроха! И в общем-то невероятно, сколько всего можно узнать о картине, если долго-долго смотреть на репродукцию, даже если репродукция не лучшего качества. Сначала я полюбила птицу, ну, как домашнее животное, что-то вроде того, а потом влюбилась в то, как она была написана. — Она рассмеялась. — «Урок анатомии» был, кстати, в той же книжке, но его я боялась до трясучки. Захлопывала книгу, если вдруг наткнусь на него.Девочка и старик встали рядом с нами. Я смущенно наклонился и взглянул на картину. Она была маленькой, самой маленькой на всей выставке и самой простой: желтый щегол на незатейливом бледном фоне прикован к насесту за веточку-ножку.

— Он был учеником Рембрандта и учителем Вермеера, — сказала мама. — И это крошечное полотно — то самое недостающее звено между ними. Ясный чистый дневной свет — сразу видно, откуда взялся у Вермеера свет такого качества. Конечно, в детстве я ни о чем таком и не подозревала, ни о какой исторической важности. Но она тут.

Я отступил назад, чтобы получше разглядеть картину. Птичка была серьезной, деловитой — никакой сентиментальности, — и то, как ловко, ладно вся она подобралась на жердочке, ее яркость и тревожный, настороженный взгляд напомнили мне детские фотографии моей матери — темноголового щегла с внимательными глазами.

— Знаменитая трагедия в истории Голландии, — говорила мама. — Была разрушена большая часть города.— Что?

— Взрыв в Дельфте. При котором погиб Фабрициус. Учительница вон там рассказывала про это детям, не слышал?

Слышал. На выставке было три могильных пейзажа работы Эгберта ван дер Пула, на всех — разные виды одной той же выжженной пустоши: разрушенные обгоревшие дома, ветряные мельницы с продырявленными крыльями, воронье, кружащее в дымном небе.

Официального вида тетенька громко рассказывала группе школьников лет десяти-одиннадцати, что в семнадцатом веке в Дельфте взорвались пороховые склады и что вид полуразрушенного города преследовал художника, стал его навязчивой идеей, и он рисовал его снова и снова.

— Ну вот, Эгберт был соседом Фабрициуса, он, похоже, тронулся умом после порохового взрыва, по крайней мере, мне так кажется, а Фабрициус погиб, и его мастерская была разрушена. Почти все картины были уничтожены, кроме вот этой. — Возможно, она ожидала, что я что-то скажу, но когда я промолчал, она продолжила.

— Он был одним из величайших художников своего времени, в одну из великих эпох живописи. Он был очень очень знаменит. Печально, потому что сохранилось всего-то пять или шесть его картин. Остальное сгинуло — все-все его работы.

Сохранилось около 20-ти картин ван дер Пула с изображением последствий взрыва в Делфте — какие из них видели герои романа, снова можно только догадываться.

Случившееся стало для художника трагедией еще и потому, что во время взрыва погибла его маленькая дочь.

Ван дер Пул больше никогда не вернется к изображению беззаботных сцен: он будет писать последствия взрыва и пожары.

Психологи считают художника изобретателем арт-терапии: его картины со сценами катастроф пользовались популярностью (он писал даже авторские копии) — вероятно, с их помощью пережившие трагедию пытались вернуться к жизни.

— Ну, по мне, — продолжала мама, — так это самая замечательная картина на всей выставке. Фабрициус ясно дает понять, что он открыл что-то совсем свое, о чем до него не знал ни один художник в мире, даже Рембрандт.

Очень тихо, так тихо, что я едва расслышал, девочка прошептала:

— Она всю жизнь должна была сидеть вот так?

Я думал о том же: прикованная ножка, ужасная цепь; ее дед пробормотал что-то в ответ, но мама, которая, казалось, совсем их не замечала, хотя они стояли к нам вплотную, шагнула назад и сказала:

— Такая загадочная картина, такая простая. И по настоящему нежная — так и манит к себе поближе, правда? Куча мертвых фазанов, а тут — крохотное живое существо.

— Конечно, люди умирают, — продолжала мама. — Но как же до боли мучительно и бездарно мы теряем вещи. По чистейшей беспечности. Из-за пожаров, войн. Устроить в Парфеноне пороховой склад. Наверное, когда удается спасти хоть что-то от хода истории, это уже само по себе чудо.

Ну, а дальше в романе «Щегол» начинается самое интересное…

Фотошкола Анны Масловой, Новосибирск

Маслова просила писать про кино, но будем считать, что я ее плохо расслышала и буду писать про книги

Копия картины «Щегол» Карел Фабрициус

Закажите копию картины “Щегол” профессиональным художникам нашей мастерской!

Звоните по телефону: +7(931)985-91-34

Наша мастерская предлагает:

• Услуги профессиональных художников копиистов.
• Купить или заказать копию картины маслом на холсте в любом жанре, стиле, направлении, разной сложности и размеров.
• Оформление произведений живописи в багет.
• Полностью ручная работа и высокий уровень исполнения.
• При необходимости окажем помощь в подборе картин для Вашего интерьера.
• Консультация и согласование выбора картины проходят с художником, что обеспечивает более полное понимание желания заказчика, возможность исполнения заказа и обсуждения стоимости исходя из сложности работы.

 Выполненная копия картины:

В высоком качестве исполнения, можно убедиться в галереях г. Санкт-Петербурга или в мастерской художников! Подробнее здесь…

Стоимость и сроки исполнения:

Стоимость исполнения копии картины носит индивидуальный характер. Определяется выбором жанра, сложностью сюжета, размером и качеством выполнения. См. подробнее…
Возможность заказать копию картины у художника без посредников, делает покупку выгодной, а качество исполнения только выигрывает!

Сроки написания примерно 1.5-2 месяца. За это время картина будет написана, высушена и покрыта лаком. Произведение будет готово к оформлению в багет и дальнейшей экспозиции. См. подробнее…

Как мы пишем копии картин

Процесс написания картины фото фиксируем и основные этапы работы над копией высылаем заказчику.
Смотреть подробнее: Как пишутся копии…

Оформляем копии картин в багет

Можем предложить эксклюзивный вариант оформления живописи в багет ручной работы.

Доставка по России

• При заказе мы осуществляем доставку произведений живописи в любой регион России, а также за рубеж.
• Перед отправкой произведение будет упаковано в твёрдую упаковку, что обеспечит полную безопасность и сохранность.​

Наши гарантии:

Сотрудничаем с государственным музеем СПб «Нарвская застава»

О нас

• Приглашаем посетить мастерскую наших художников, убедиться в высоком качестве исполнения, увидеть как мы пишем и заказать картину. «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать»!

Художники мастерской:

Выпускники Академии художеств, специалисты, имеющие многолетний опыт копирования произведений живописи и реставрации, в том числе в музее Эрмитаж, Научно-исследовательский музей Российской академии художеств. Художники нашей мастерской имеют значительное портфолио выполненных работ, что подтверждает огромный опыт и профессионализм. См. подробнее…

• Лучшая реклама наших работ это отзывы и слова благодарности наши клиентов! 

Отзывы о наших картинах:

Дмитрий, картину получили! Все в порядке. Нам очень и очень понравилась Ваша копия. Огромное Вам спасибо за Вашу работу. С уважением, Майя.

Дмитрий, добрый день!
Спасибо за Вашу работу!
Отличная копия охотничьего натюрморта!
Очень высокое качество исполнения! Ещё раз спасибо!

Сергей (г.Волгоград)

Добрый день!
Удалось побывать в вашей мастерской, копии картин потрясающие.
У вас не мастерская, а музей копий картин!
Отличное исполнение копии М. Гареевым! Спасибо!

Алина (г.Москва)

Совет

Добрый день!
Прекрасная копия картины, очень понравилась исполнение. Ваша рама гениально дополнила картину! Получился настоящий музейный вариант, чего мы и добивались. Рекомендую всем эту мастерскую. Светлана (г.Сочи)

Добрый день!
Копия картины К. Лорена выполнена на “пять”. Я рад что обратился в эту мастерскую, качество потрясающее. Сейчас дома у меня просто музейная картина из коллекции Эрмитажа.

Андрей (г.Сочи)

Добрый день!
Заказали копию картины Айвазовского в мастерской “Мир искусства”. Очень удобно, что можно посмотреть качество картин заранее в мастерской художника. Картину выбирали для себя, хотелось иметь копию по качеству как в музее. Всё получилось на отлично! Спасибо!

Елена (г.Санкт-Петербург)

Видели ваши картины в галерее, они самые лучшие! Решили обратиться к вам напрямую, большой плюс возможность заказать картину без посредников. Натюрморт написан здорово!
Марина (г.Санкт-Петербург).

Обратите внимание:

→Некоторые недобросовестные интернет-галереи или мастерские, выкладывают фото наших художников, а также выполненных работ, выдавая их за свои, вводя тем самым в заблуждения заказчиков. Проверяйте информацию о художниках.

→В большинстве предложений, «мастерские» печатают живопись на холсте и подкрашивают красками, выдавая такой «шедевр» за ручной труд. Чтобы этого избежать, требуйте фотофиксацию поэтапного ведения работы.

 
→Небольшая цена за огромный формат, короткие сроки исполнения, явно указывают это раскрашенный «принт»! 
→Анонимность художника, отсутствие портфолио выполненных картин, с обещаниями работы «музейного качества», гарантирует одно, что это будет печать под видом «настоящей ручной работы».

→Если вы заказали копию ручной работы в мастерской, где есть услуга печать на холсте, ожидая что вам её напишет художник, результат будет один, её распечатают и поверх печати распишут красками, а заплатите как за «настоящую живопись» ручной работы. 
→Низкая цена копии картины, указывает на исполнение непрофессиональным художником.

Сравните качество копий картин

Полезный совет:

Прежде чем заказать копию картины, обратившись в галерею или напрямую к художнику, узнайте как часто он пишет подобного рода произведения. Посмотрите портфолио выполненных работ, по возможности побывайте в мастерской.

Так примерно можно определить уровень профессионализма исполнителя. Убедитесь заранее, что качество исполнения соответствует Вашим ожиданиям, чтобы избежать в дальнейшем разочарования и потери средств.

Копирование картины сложный и трудоёмкий процесс, требующий от художника определённых профессиональных навыков и знаний, огромного опыта работы именно в этой сфере изобразительного искусства.

В отличие от авторской живописи, где художник может писать как хочет, ни на кого не оглядываясь, перед художником копиистом стоит очень сложная задача. Необходимо передать сходство, манеру авторского письма, колорит картины, трактовку формы, художественную пластику и т.д. максимально близко к оригиналу.

Чем сложнее копируемое полотно, тем выше должен быть профессиональный уровень художника. Результат выполненной работы напрямую зависит от профессионального уровня, знаний и опыта исполнителя.

Обращайтесь за картиной к профессиональным художникам, а в художественную мастерскую, с надёжной репутацией!

Почему нужно обращаться к нам?

• Если Вы ищете кто напишет высокохудожественно копию картины, а также гарантировано исполнение вручную, обращайтесь к нам!
• Наши художники профессионально занимаются копированием произведений живописи, имеют имеют академическое образование и огромный опыт копирования картин в музее Эрмитаж и Научно-исследовательском музее Российской академии художеств.
• Используем качественные материалы, подбираем холст и готовим грунт аутентичный авторской живописи.
• Наши копии написаны в той технике и технологии что соответствует оригинальному полотну. Такой подход позволяет написать копию картины максимально близко к оригинальной авторской живописи.
• Высокий уровень исполнения наших копий картин можно посмотреть в мастерской или галереях города Санкт-Петербурга и Москвы. 
• Портфолио выполненных копии картин подтверждает высокий профессиональный уровень исполненния.
• Наше сотрудничество с государственным музеем документально подтверждено.
• Обращаем Ваше внимание: Наша мастерская предоставляет возможность сотрудничества непосредственно с художниками, без посредников, что позволяет конкретно и обстоятельно на каждом этапе, от согласования до исполненния, во всех деталях объяснить процесс создания копии картины, и гарантирует полностью ручное исполнение живописи. А также найти компромисс по стоимости услуг, без потери качества.

Выполненные копии картин по жанрам:

Копии картин известных художников:

Как заказать копию картины:

Вам необходимо заполнить форму обратной связи, укажите название, автора и размер произведения (копии), возможно добавить файл выбранной картины.

Далее необходимо проконсультироваться с художником, более предметно обсудить детали, сроки и стоимость.

 После того как картина будет написана, можно обсудить выполненную работу с художником, при наличии каких то недочётов и расхождений, возможно доработать копию.

Рассчитать стоимость копии картины:

Не “Щеглом” Карела Фабрициуса единым

Еще год назад мой взгляд вряд ли бы надолго задержался у картины «Гера, скрывающаяся у океана и Тефии». Каково же было мое удивление, когда я узнал, прогуливаясь по «Пушкинскому музею» (ГМИИ) в Москве, чей кисти предположительно принадлежит авторство этой работы.

  Карел Фабрициус (1622-1654), считающийся одним из самых талантливых учеников Рембрандта!

Стоит признаться, что о голландском художнике я узнал только после прочтения одного из самых интересных романов последнего времени «Щегол» Донны Тартт.

А сейчас в Москве все желающие могут посмотреть одну из работ Фабрициуса, которая до недавнего времени считалась произведением ученика Рембрандта Говерта Флинка (1615-1660).

Однако после открытия двух новых работ Фабрициуса было высказано мнение о сходстве ряда мотивов в этих картинах и полотне, находящемся в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, и близости некоторых живописных приемов. Эта гипотеза кажется убедительной специалистам.

Обратите внимание

Такая возможность есть у жителей немногих городов мира. И это приятно. Всего известно о 17 полотнах, чье авторство приписывается голландскому мастеру.Сейчас, когда волна ажиотажа по поводу «Щегла» прошла, я могу спокойно рассказать и порекомендовать это произведение.

Такие книги появляются не так часто, как хотелось бы, поэтому становятся серьезными событиями в культурном ландшафте. О «Щегле» я узнал, как только огласили итоги Пулитцеровской премии 2014 за художественное произведение. Когда роман Тартт издали в России, я моментально купил книгу себе и в качестве подарков своим близким.

«Щегол» полностью оправдал все ожидания. Книга написана в таком темпе, который не отпускает читателя до самых последних страниц. Сюжет книги сконцентрирован вокруг одноименной картины Карела Фабрициуса, которая оказала влияние на жизнь главного героя и тех людей, кто его окружал. Это роман о дружбе, о призвании в жизни, о риске и приключениях.

Это довольно серьезное погружение в мир человека, который в подростковом возрасте теряет родных и находит успокоение благодаря наркотическим препаратам, интересному делу и друзьям. Роман подкупает переплетением историй о различиях образа жизни в Нью-Йорке и Лас-Вегасе.  Тартт описывает яркими красками типажи русских в своей книге.

Как обычно, это у иностранных писателей получается несколько ярче, чем есть на самом деле, но в целом передает суть довольно образно.

Когда закрываешь последнюю страницу книги, остается приятное ощущение и возникает непреодолимое желание слетать в Нью-Йорк, а вернувшись, уткнуться в художественные альбомы и заняться реставрированием антикварной мебели, настолько вкусно и интересно Тартт удалось описать этот процесс.

Рекомендую также прочитать увлекательную историю о том, как книга появилась в России –  http://vozduh.afisha.ru/books/kak-izdat-roman-laureata-pulicerovskoy-premii/

UPD1: мой пост часто находят по запросу “фабрициус щегол где находится картина”. Отвечаю. Картина находится в Голландии в Гааге в галерее Маурицхёйст.

UPD2: если Вам интересны другие мои рецензии на книги, предлагаю подписаться на мой канал в Телеграм.

Фабрициус КарелКартины и биография

Фабрициус Карел (Fabritius Carel) (1622–1654), голландский живописец. В 1641–1643 учился у Рембрандта в Амстердаме; с 1650 работал в Делфте.

Усвоив творческий метод Рембрандта более глубоко, чем другие его ученики, Фабрициус вместе с тем сохранил самостоятельность, писал картины, особую свежесть которым придают оттенок естественной случайности в композиции, разнообразная и свободная манера письма.

От “рембрандтовской” живописной манеры Фабрициус рано перешел к более светлой и холодной цветовой гамме, к оригинальному приему выделения темных фигур первого плана на полном воздуха и тонкой светотеневой игры светлом фоне (“Воскрешение Лазаря”, около 1643, Национальный музей, Варшава).

Щегленок, 1654,

Маурицхёйс, Гаага

Часовой, 1654,

Художественный музей, Шверин

Автопортрет, 1654,

Национальная галерея, Лондон

Важно

Фабрициус писал выделяющиеся смелостью замысла, мастерством анализа портреты (автопортрет, 1645, Музей Бойманса – ван Бёнингена, Роттердам; “Человек в шлеме”, Музей в Гронингене), разработал своеобразный тип жанровой картины, в которой за кажущейся простотой мотива, бессюжетностью постепенно проявляются внутреннее эмоциональное напряжение, сложная пространственная структура, ощущение целостного единства мира (“Продавец музыкальных инструментов”, 1652, Национальная галерея, Лондон).

Во многих картинах Фабрициус обращался к эффектам естественного солнечного освещения, которое сообщает пленэрный характер их колористическому строю (“Щеглёнок”, 1654, Маурицхёйс, Гаага), усиливает мягкую лиричность их настроения (“Часовой”, 1654, Художественный музей, Шверин). Творчество Фабрициуса, его учеников и последователей (Яна Вермеера Делфтского, Эммануэла де Витте, Питера де Хоха) составило особое направление в голландской живописи XVII века – так называемую делфтскую школу.

Картина Карела Фабрициуса “Щеглёнок”.
Изображенный на бежевом фоне маленький щегол отдыхает на зеленом насесте. Щегол кажется настолько реальным и живым, что возникает искушение протянуть руку и дотронуться до него.

Простота и интимность этой маленькой картины почти затмевают мастерство, с которым она написана. Фабрициус был самым блестящим из учеников Рембрандта. Однако он изменил манере учителя писать светлое на темном фоне и вместо этого писал темные предметы на светлом.

Фабрициус уделял особое внимание оптической точности. Эта особенность его творчества могла оказать влияние на художника Яна Вермеера, бывшего учеником Фабрициуса. Выверенная композиция этой картины и ее поразительная безыскусность также предвосхищают работы Вермеера.

Жизнь Фабрициуса оборвалась трагически: он погиб при взрыве порохового склада в Делфте, работая над портретом. Репродуцируемая картина – одна из немногих сохранившихся работ художника.

«Щегол» Донны Тартт: всё, что вы хотели знать о романе

«Осторожно, смотрите, чтобы книга не упала вам на ногу», – шутят продавцы книжного магазина, передавая покупателю «Щегла» Донны Тартт.

Самая нашумевшая книга 2014 года – это 830 страниц, Пулицеровская премия, вау-продажи и множество споров: всё-таки роман нудный или потрясающий? ReadRate подробно рассказывает о «Щегле».

О чём он? Почему это шедевр? А также публикует краткое содержание произведения – на случай, если у вас всё-таки не хватит драйва дочитать текст целиком.

Своего «Щегла» Донна Тартт писала 10 лет. А через год после публикации – в 2014 – получила за него Пулицеровскую премию.

Совет

Торопливого современного читателя не испугал даже внушительный объём произведения: американские, европейские и русские тиражи разлетались мгновенно.

Книгу объявили событием десятилетия, а британский журнал Time включил Тартт в сотню самых влиятельных людей мира. Появилась информация, что Warner Brothers купила права на экранизацию романа.

О чём книга?

Книга Донны Тартт начинается с трагедии. В художественном музее, куда заскочили буквально на час тринадцатилетний Теодор Декер и его мать, происходит взрыв.

Мама Тео погибает, а он чудом выбирается из-под развалин, по случайности прихватив с собой шедевр живописи – картину «Щегол» Фабрициуса, которая теперь для него – вечный источник тревоги, память о самом дорогом человеке и чистейший образец Прекрасного.

Из его задорного, неорганизованного детского мира, где самыми страшными были школьный директор да истеричный, заливающий разочарование спиртным отец, словно разом исчезают все краски. Уже не малыш, но ещё и не взрослый, Тео оказывается беззащитен перед надвинувшейся безысходностью. Отныне всякий раз, открывая глаза, он говорит себе: прежнего больше не будет.

Маминых ласковых слов, лекций по истории искусств, которые она так любила в колледже, её рассказов о лошадях и детстве на ферме… Саму Одри Декер успокоил когда-то серебристый лунный круг, показанный отцом. «Помни, милая, он везде один и тот же. И если мы с тобой смотрим на него – значит, мы дома». Но это утешение, как и вся вселенная, для Тео умирает.

Ведь его мама уже никогда не увидит луны.

«С трудом верилось, что мир рухнул, а кого-то ещё волнуют эти дурацкие занятия… с трудом верилось, что мир когда-то был не мёртв», – фраза, родившаяся при виде школьных объявлений, становится девизом юного Декера. Психологи дают такому состоянию имя – «клиника острого горя» – но помочь умирающему от тоски ребёнку они не в силах. Излечить способны лишь дружба, любовь и великое искусство…

Книга и картина

Название книги, данное в честь шедевра голландского живописца Фабрициуса (ученик Рембрандта, учитель Вермеера), предопределяет её основную идею. Это гимн неизбывной, щемящей тоске по совершенству. Свой главный вопрос Тартт задаёт устами одного из героев: «…Не в том ли смысл всех вещей – красивых вещей, чтоб служить проводниками какой-то высшей красоте?»  

Кстати, в 2013 в одном из нью-йоркских музеев живописного «Щегла» экспонировали  в один день со стартом продаж «Щегла» книжного. Картина собрала толпы зрителей, поправ даже славу вермееровской «Девушки с жемчужной серёжкой». Так что теперь имя Донны Тартт вписано и в историю живописи.

Жанр

Предыдущие романы Тартт «Тайная история» (The Secret History) и «Маленький друг» (The Little Friend) были скорее психологическими детективами. В «Щегле» же она будто свела воедино классику и постмодерн.

Обратите внимание

Детективный сюжет с перестрелками, похищениями произведений искусства и приключениями, которым позавидовал бы Шерлок Холмс. Длинные, тягостные сцены наркотического дурмана и пьяных галлюцинаций. Повесть о первой любви.

И, разумеется, классический европейский роман воспитания.

Это большая повесть о настоящем Учителе – творце, отце, волшебнике и спасителе. Реставратор мебели Хоби, у которого после долгих скитаний находит приют сирота Тео, говорит о своей мастерской по починке антиквариата как о «госпитале». Испытавшие прикосновения тысячи рук вещи для него живы. Более чем живы – они одушевлены.

И отсутствием этой души отличается подделка от подлинника. Царящий в своём маленьком «кабинете» под лестницей, Хоби похож на добродушного Гефеста. Но если под молотом олимпийца рождалась главная красота его мира, то Хоби воссоздаёт её из обломков былого величия: куски «шератонов» и «хеплуайтов», безнадёжно испорченные, обретают в его руках вторую жизнь.

Соединяются в новых произведениях… Добродушный, ласковый и на первый взгляд немного неловкий герой, утирающий лоб «внутренней стороной запястья, как это делают рабочие», становится для Тео лучшим психологом. А его дом – тем самым Местом, Куда Всегда Можно Прийти (должно быть, о таком и мечтали герои Достоевского).

«Почти сам того не замечая, – пишет Теодор, – я мог иногда ускользнуть прямиком в 1850-е, где тикают часы и скрипят половицы, где на кухне стоят медные кастрюли и корзины с брюквой и луком, где пламя свечи клонит влево от сквозняка из приоткрытых окон, а занавеси на высоких окнах в гостиной трепещут и развеваются, будто подолы бальных платьев».

Хоби возвращает душу изувеченной Красоте. И Красоту – изувеченным душам.

Образ друга-учителя (который в то же время и друг-искуситель) пропадёт к середине книги, чтобы триумфально возвратиться в конце.

Почему это шедевр?

Донна Тартт продолжает традицию Диккенса, привнося в «большой роман» современную иронию, насыщая его культурными реминисценциями и прямыми отсылками к разным произведениями искусства – от фотографий Мэтью Брэди до романов Достоевского.

Конечно, можно разглядеть в «Щегле» и слабые стороны. Многовато упрощений и перепевок оборота «соприкасаясь коленями». Карикатурно представлена «русская тема»: носителю нашего языка имя Витя уж никак не напомнит слово «вишня», а мысль, что в России «почти не достать» маршмеллоу, развеселит.

Несколько условен образ самого Тео – пожалуй, он слишком проницателен и энциклопедичен для 13-летнего подростка.

Важно

Он с первого взгляда, брошенного на незнакомца, понимает, что тот страдает от недосыпа из-за новорождённого ребёнка, а при входе в новую для него комнату первым делом обращает внимание не на что-нибудь, а на корешки книг американских поэтов. Ему достаточно скользнуть по ним взглядом, чтобы определить – это первые издания.

Словом, Тео из тех подростков, которые «на самом деле умнее, образованней, проницательней и тоньше всех окружающих взрослых». Такие «интеллектуалы-умницы» в последнее время стали клише в современной американской литературе.

Однако это роман не портит, а придаёт очарование.

 Даже плащ Бориса Павликовского – того самого многомерного друга – плащ, от которого веет «угрюмостью Восточного блока: едой по карточкам и советскими заводами, промышленными комплексами где-нибудь в Одессе или Львове», в контексте романа не оскорбляет, а скорее располагает. Дочитайте «Щегла» до конца – и через пелену наркотических кошмаров, отчаяния и страха вам откроется тёплая, всполохами прорывающаяся сквозь ужасы жизни Красота, по которой тоскует каждый.

Краткий пересказ романа «Щегол» Донны Тартт (Осторожно, спойлеры!!!)

Всё происходящее мы словно видим на отматывающем назад видеоплеере. Сначала перед нами, как водится, предпоследний кадр (последний всё-таки будет на своём месте – в конце). Своего рода экспозиция. Вот Теодор Декер – американский гражданин и пленник голландского отеля.

Он не может выйти. Не может успокоиться. Не может читать по-голландски, но ежедневно таскает с ресепшена газету, чтобы хоть бегло, но просмотреть криминальную хронику.

Уже всё пропало? Уже все узнали? Кажется, вот-вот, и он проговорится о главном конфликте, но нас уже захлестнул вихрь воспоминаний героя…

Завязка романа: тринадцатилетний Тео попался директору школы за курением. Само собой, над его ухом звучит грозное «Родителей ко мне!». Проклиная всё на свете и изо всех сил надеясь, что мистеру Биману неизвестно о других его проделках, мальчик идёт в школу в сопровождении мамы.

Не правда ли, привычная ситуация? Они всегда понимали друг друга с полуслова, да и сейчас не в состоянии долго «держать лицо».

Слегка подзабыв о том, что ей полагается сердиться, Одри Декер предлагает сыну провести свободные перед серьёзным разговором два часа в музее живописи.

Когда-то в колледже её сердце покорили лекции по истории искусств, и теперь она небезуспешно пытается занять ими сына.

Совет

Оба они особенно внимательно разглядывают крохотную картинку голландца Фабрициуса. «Щегол»: маленькая птичка, крепко привязанная к своему насесту; жёлтая стена на заднем плане. Когда-то автор и все его полотна погибли в результате взрыва.

Остался лишь крохотный «Щегол»… Сюжет не блещет яркостью, но между тем полотно неодолимо притягивает мальчика. Ему хочется подойти ближе, коснуться его рукой.

Хочется спросить: «Неужели он всегда будет сидеть здесь? Неужели ему не улететь?» Поэтичность эпизода подчёркивается тем, что как раз в этом музее Тео Декер встречает свою первую любовь – удивительную девочку с тициановскими волосами.

Её сопровождает холёный и, несмотря на небольшой горб, элегантный пожилой господин. Мама предусмотрительно отходит за сувениром, и счастливый Тео тянется к девочке, стараясь словно бы случайно попасться ей на глаза, заговорить и… Всё обрывается в одно мгновение.

Мальчик приходит в себя, лёжа возле стены и задыхаясь от пыли. Рядом с ним – странные бесформенные кучи, в которых не без труда удаётся опознать человеческие тела. Рядом захлёбывается собственной кровью симпатичный дедушка, которого Тео видел за миг до того.

Умирая, он просит мальчика непременно взять с собой маленький кусочек картона, что лежит рядом, в пыли. Теодор подчиняется, тогда незнакомец даёт ему кольцо и, назвав непонятный адрес, умирает. Гонимый паникой, мальчик каким-то чудом незамеченный пробирается через ходы в обломках здания и оказывается на улице.

Полиция, приняв его за случайного прохожего, отталкивает Тео от здания: с минуты на минуту ожидают второго взрыва. Горячо любимая мать героя, которая, как он сперва решает, непременно должна ждать его дома (ведь они решили, они железно договорились, что если потеряются – всегда встречаться там), погибает.

О её смерти Тео сообщают службы опеки, пришедшие, чтобы забрать его туда, «где ему будет лучше». Вынесенный из музея кусок картона оказывается «Щеглом» Фабрициуса… Такова завязка основных сюжетных линий.

Обратите внимание

Дальше Тео, смертельно тоскующему по маме, перебирающему в памяти все возможности того, как можно было избежать роковой экскурсии, предстоит бороться со своим горем самому. Ни психолог, предлагающий покидать в деревья кусочками льда, ни хвалёные соцслужбы не могут ему помочь.

В фешенебельном, уставленном антиквариатом доме школьного приятеля Энди Барбура, куда его (временно, до разрешения ситуации) помещает служба опеки, мальчик ещё более одинок, чем в своей опустевшей квартире.

Отныне у него есть только огромное горе и такая же огромная тайна – украденный шедевр, который он сначала забывает в рюкзаке, а потом уже не решается вернуть.

Впереди его ждёт обретение Учителя – добродушного антиквара Хоби, к которому, как выяснится позднее, и послал его умирающий старик.

Объект любви – та самая неземная рыжая девочка Пиппа – оказывается его внучкой.

Она получила серьёзные физические и ещё большие моральные травмы, но главное – она жива и вместе с памятью о маме и похищенной картиной станет ниточкой, навсегда привязавшей Тео к роковому дню взрыва.

Поневоле сворованному «Щеглу» предстоит пройти с мальчиком все основные испытания его жизни. Они  вместе поедут в развязный, полный наркотического дурмана Лас-Вегас, где живёт Декер-старший – нежданно-негаданно отыскавшийся отец Тео.

Парень найдёт там нового друга (задорного и умного, но полного самых мерзких привычек Бориса Павликовского – то ли поляка, то ли украинца, успевшего пожить во всех странах мира), «Щегол» – новую судьбу. Но даже после самого серьёзного падения мальчик будет возвращаться к картине, спрятанной в его детской комнате.

Не только чтобы проверить, цела ли она, но и чтобы отдохнуть душой, полюбоваться её красками, ещё раз увидеть крохотного щегла, который никогда не сможет улететь.

Важно

Отец Тео, увязнув в денежных аферах, не то погибнет в автокатастрофе, не то просто покончит с собой. Мальчик, в ужасе от перспективы попасть в детдом, вернётся обратно к Хоби.

Пиппы там, правда, уже не будет (её заберёт к себе тётка из Техаса), зато будет та же тёплая, целительная атмосфера искусства, что когда-то помогла Тео хоть немного отвлечься от тоски по матери. Мальчик останется в доме антиквара. Единственное, от чего он так и не сможет отказаться, – наркотики, усмиряющие приступы паники и отчаяния.

Хотя для тревоги у него уже гораздо меньше поводов – драгоценного «Щегла» Тео поместил в специальное надёжное хранилище, он может быть спокоен за судьбу шедевра.

Лет через восемь, случайно встретив на улице брата своего приятеля Энди Барбура, Тео узнает, что того уже давно нет в живых. Выйдя с отцом в море на столь ненавистной ему когда-то яхте, он утонул в шторм. Та же катастрофа унесла и жизнь главы семейства – мистера Барбура.

На остатках былой симпатии к семье приятеля Тео старается основать своё счастье. Точнее – его замену. Единственным существом, которое Декер способен по-настоящему любить, остаётся Пиппа. Однако Китси – сестрёнка Энди Барбура, которую Тео видел совсем маленькой, – может составить для него пресловутый «крепкий тыл».

Впрочем, как и он для неё. Наш герой давно научился справляться со страхом толпы, но научился он и многому другому. Например, выдавать составленный Хоби из остатков поломанного антиквариата «конструктор» за «саше королевы Анны». За счёт таких обманов удаётся вытащить захиревшее было предприятие Хоби из долговой ямы.

Сам антиквар, разумеется, об этом ничего не знает. Впрочем, не его одного ожидает сюрприз.

Тео неожиданно находит оставленный в Вегасе друг Павликовский, утверждающий, что картина, с которой все последние годы носится Тео, которую он перепрятывает и на которую чуть ли не молится, – подделка.

Совет

Оригинал «Щегла» Борис вычислил ещё в школе и выкрал, сделав его залогом в криминальных операциях. С тех пор картину несколько раз похищали друг у друга бандиты из разных стран, так что Борис и сам лишь приблизительно знает, где её искать.

Приложив небольшие усилия, он уговаривает старого друга отправиться за картиной… на её Родину, в Голландию.

В ходе налёта (который самому Тео до последнего выдают за покупку) Павликовскому и группе его знакомых уголовников (да-да, та самая «русская мафия») удаётся завладеть картиной. Вскоре её снова крадут, причём в завязавшейся перестрелке Тео убивает одного из бандитов «противоположного лагеря» Мартина. Теперь мы наконец дошли до момента, показанного в «предпоследнем кадре».

Вот он, Теодор Декер, трясущийся от страха в амстердамском гостиничном номере. Без знания языка, без паспорта (который остался у Павликовского), даже не знающий, известно ли уже о его преступлении. В самый драматичный момент появляется коварный друг-искуситель Борис – весёлый и с деньгами, полученными от местной полиции, разыскивающей похищенный антиквариат.

Деньги – вознаграждение «за находку» – обратные билеты для Тео и Бориса. Билеты в спокойную жизнь. Финал остаётся открытым.

Расторгнет ли Тео помолвку с Китси, которая, как выяснилось, любит другого? Сможет ли он вернуться к нормальной жизни? Научится ли обходиться без картины, долгое время бывшей его единственным сокровищем? Автор не даёт ответа на эти вопросы, и тем богаче «послевкусие», остающееся по прочтении романа.

RR